Василий Соколов - Избавление

- Сало сгодится на закуску, а эту... сивуху уберите, - попросил Алексей.

Бились о потолок пробки из толстых бутылок шампанского, лилось вино через край, пили, заедали, хрустели моченой капустой.

- А-а, это не по мне, Аннушка, куды ты подевалась... Дай крепача моего. Победу справляем! - гудел Демьян, завладевший столом.

Он налил себе полный стакан, Алексею тоже плескал трижды, хотя тот и отставлял, даже пытался запрет изложить на свой стакан ладонью. Сваты Игнат и Митяй выражали молчаливое неудовольствие буйством Демьяна, они сидели рядом чинно, засунув за ворот рубахи холстяные полотенца, сидели, переглядываясь, и на радостях подмигивали друг другу. "А что я тебе, сват, говорил, сойдемся, - выражали глаза степенного и рассудительного Игната. Гляди, какую дочку твоему сыну подарил". А в глазах Митяя читалось: "Ну, не похваляйся Веркой. Хороша девка, ничего супротив не скажу. Только и мой-то Алешка - гляди, какой статный, герой, весь в орденах, в звездах... А что рука покалеченная, так это же... война".

Словом, сваты поминутно переглядывались, выражая мысли одними глазами.

Под общее внимание и хохот столом овладел Демьян.

- Слухай, Алексей, - Верка, жена твоя ненаглядная, подтвердит, потому как на ее глазах карусель творилась, - говорил Демьян, размахивая руками во всю ширь стола. - Значит, узнаем: крышка германцам и этому Адольфу с челкой, канцлеру империи... Победа, значит, наша. Привез эту весть в село районный уполномоченный милиции товарищ Дьяков. Но мы-то сами с усами. По радио давно прослышали, что сражения на лестничных клетках рейхстага ведутся... Ждем не дождемся полной капитуляции. И готовимся. Ломаем голову: как отмечать, чем? - сокрушался Демьян. - Вам на фронте легко: зарядили винтовки, вколотили по снаряду в пушку, дернули за шнур - и салютуй. Гром победы раздавайся. И в Москве салютище отгрохали - ого! Из тыщи орудий палили... А нам в селе-то хлопотно: ружья, а где их сыскать? развел руками Демьян. - Значит, салют не могет состояться. Какой же, прости душу грешную, салют, коль нет шумового, можно сказать, оформления. И тут нашлись храбрецы-добровольцы. Полезли на колокольню, привязали там рельсу и давай по ней гвоздить молотом.

- Скажи уж по-честному, твоя, Демьян, затея, - вмешалась Аннушка. Даже переполох нагнал своим звоном. Думали, опять пожары, как встарь.

- А что, плохо получалось? Неплохо. И даже очень шумно. Как гвоздану об рельсу молотом, так искры брызжут во все стороны. По сю пору в глазу сидит оказия...

- Окалина, - поправил Демьяна Игнат. - Кончай балагурить, дай людям выпить да закусить.

Разлили вино по стаканам и стопкам, пили с тостами и без тостов, за здоровье молодоженов.

- Горько! - гаркнул Демьян, и, хотя опьянел, его поддержали и активно закричали:

- Горько! Горько!..

Пришлось Алексею и Верочке вставать, пришлось, ко всеобщему удовольствию, целоваться. И не один раз, а многократно и крепко.

Игнат и Митяй по-прежнему не теряли достоинства; Игнат потому не позволял лишнего, что не хотел в глазах односельчан прослыть дурно, а Митяй - не ударить в грязь лицом перед сватом и, конечно, перед молодоженами.

Куролесил один Демьян.

- Во, башка, чуть не позабыл, - стукнул он себя по лбу, отлил водки в стакан, но пить не стал. - Выдержку треба поиметь, - сказал себе под нос и вскинул на всех глаза: - Так о чем гуторил? Ага, о салюте... Как победу отмечали. Между прочим, все было: и самогон варили, и бабы белугами выли, и... и... почтенный Митяй разумно затеял покатать по селу кое-кого на дрогах...

- Угомонись ты, ишь развязло, языком-то мелешь, - незлобиво попеняла пристроившаяся на уголке Аннушка.

- Истинно. Ни убавить, ни прибавить. Я ж тебя люблю, Митяй, окаянный ты мой, закадычный друг-брат, - и Демьян полез целоваться к Митяю, едва не свалился с ног, но удержал равновесие, как-то тупо поглядел поверх стола, набираясь сил, и продолжал: - А молчать не могу, потому как охота вон ему, Алешке, узнать, как мы справляли энтот мировой день ци-ци... вилизации, еле выговорил Демьян заплетающимся языком. - Берет он артельные дроги напрокат. Лошадей-то по наряду отпускали, так он сам впрягся, ну и подъезжает к собственной избе. Кричит Аннушке: "Старуха, выходи из хоромин!" Вышла она, а Митяй усаживает ее силком на дроги, допрежь подстилочку трухнул, чтоб мягче сидеть ей... Сам впрягся в дроги, ухватился вот этими... ручищами за оглобли, ну и пошла скакать... А что в этом грешного, кто ему мог перечить? Никто. По случаю праздника... Катал-катал...