Олег Терентьев: Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

А на левой груди — профиль Сталина,

А на правой — Маринка анфас.

Эх! За веру мою беззаветную

Сколько лет отдыхал я в раю!

Променял я на жизнь беспросветную

Несусветную глупость мою.

Протопи ты мне баньку по-белому —

Я от белого света отвык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

Вспоминаю, как утречком раненько

Брату крикнуть успел: «Пособи!»

И меня два красивых охранника

Повезли из Сибири в Сибирь.

А потом на карьере ли, в топи ли,

Наглотавшись слезы и сырца,

Ближе к сердцу кололи мы профили,

Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

Протопи ты мне баньку по-белому —

Я от белого света отвык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

Ох! Знобит от рассказа дотошного,

Пар мне мысли прогнал от ума.

Из тумана холодного прошлого

Окунаюсь в горячий туман.

Застучали мне мысли под темечком,

Получилось — я зря им клеймён,

И хлещу я берёзовым веничком

По наследию мрачных времён.

Протопи ты мне баньку по-белому,

Чтоб я к белому свету привык.

Угорю я, и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

1968

Я не люблю фатального исхода,

От жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

Когда весёлых песен не пою.

Я не люблю холодного цинизма,

В восторженность не верю, и ещё —

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину.

Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,

Червей сомненья, почестей иглу,

Или — когда всё время против шерсти,

Или — когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,

Уж лучше пусть откажут тормоза.

Досадно мне, коль слово «честь» забыто

И коль в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья —

Нет жалости во мне, и неспроста:

Я не люблю насилья и бессилья,

Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,

И не терплю, когда невинных бьют.

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более — когда в неё плюют.

Я не люблю манежи и арены —

На них мильон меняют по рублю.

Пусть впереди большие перемены —

Я это никогда не полюблю!

1969

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живёшь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черёмухи сохнут бельём на ветру,

Пусть дождём опадают сирени—

Всё равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света,

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот!

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, —

Всё равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно...

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно...

Украду, если кража тебе по душе, -

Зря ли я столько сил разбазарил?

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял!

1969

Нет меня — я покинул Расею,—

Мои девочки ходят в соплях!

Я теперь свои семечки сею

На чужих Елисейских полях.

Кто-то вякнул в трамвае на Пресне:

«Нет его — умотал наконец!

Вот и пусть свои чуждые песни

Пишет там про Версальский дворец».

Слышу сзади — обмен новостями:

«Да не тот! Тот уехал — спроси!..» —

«Ах, не тот?!.» — и толкают локтями,

И сидят на коленях в такси.

А с которым сидел в Магадане,

Мой дружок по гражданской войне —

Говорит, что пишу ему: «Ваня!

Скушно, Ваня,— давай, брат, ко мне!»

Я уже попросился обратно —

Унижался, юлил, умолял...

Ерунда! Не вернусь, вероятно, -

Потому что я не уезжал!

Кто поверил — тому по подарку,—

Чтоб хороший конец, как в кино:

Забирай Триумфальную арку,

Налетай на заводы Рено!

Я смеюсь, умираю от смеха:

Как поверили этому бреду?! —

Не волнуйтесь — я не уехал,

И не надейтесь — я не уеду!

1970

Сейчас взорвусь, как триста тонн тротила, —

Во мне заряд нетворческого зла.

Меня сегодня Муза посетила,

Немного посидела и ушла.

У ней имелись веские причины,

Я не имею права на нытьё.

Представьте — Муза ночью у мужчины!

Бог весть, что люди скажут про неё.

И всё же мне досадно, одиноко.