Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге

«Сделайте все возможное и используйте все доступные средства для получения копий документов, полученных специальным посланником Канариса от японской армии или копий документов, полученных лично посланником от Лушкова. Доложите немедленно о получении всех подобных документов».

Микрофильм был отправлен с курьером, и его содержимое продемонстрировало Советам ту степень опасности, которую представляли показания Лушкова, и, соответственно, тот резонанс, который они могут вызвать на самом высоком уровне.

Главный тезис, основанный на детальном анализе документов, заключался в том, что из-за широкого недовольства в Красной Армии и существования сильной оппозиции в Сибири советская военная машина на Дальнем Востоке немедленно рухнет в случае японского вторжения.

Кроме того, Лушков выдал расположение соединений Красной Армии в Сибири и на Украине и информацию о применяемых военными радиошифрах'. Вся техническая информация, сообщенная им, была очень подробной, особенно в отношении соединений Красной Армии в Сибири. Местоположение, организация и вооружение каждой дивизии, которых по утверждению Лушкова было двадцать пять, все было им подробно изложено.

Должно быть, и японской, и германской военным разведкам сразу стало ясно, что данные, предоставленные Лушковым, были отражением широких чисток в рядах и в руководстве Красной Армии, последовавших за судом над маршалом Тухачевским и другими высшими офицерами, и были поразительно важны для оценки влияния этих событий на военную мощь России. Зорге [82] Или Лушков служил ранее на европейской границе Советского Союза, или как старший офицер ГПУ имел доступ к информации о советских боевых порядках в этом регионе. отнюдь не преувеличивал, когда позднее так прокомментировал это событие: «Одним из следствий показаний Лушкова была опасность совместных японо-германских военных действий против Советского Союза». А главная задача Зорге состояла в том, чтобы, насколько позволяли возможности разведывательной миссии, способствовать избежанию подобных катастроф.

Реакция самого Зорге на это событие бросает некоторый свет на необычайную твердость его собственных убеждений.

«Я считал, что Лушков стал перебежчиком не только потому, что был недоволен отношением к себе со стороны советских властей и из-за какой-то обиды или оскорбления, пережитых им в Сибири, но просто потому, что в то время чистки коснулись уже непосредственно рядов ГПУ и он боялся, что может оказаться в числе жертв. Я пришел к выводу, что Лушков выставил политическую причину своего побега лишь потому, что у него были друзья в оппозиционных группах в Сибири.

Утверждения предателя и его поступки всегда стереотипны, и потому сам Лушков меня не очень интересовал».

Однако, увидев первые откровения «предателя» из ГПУ, высказанные им в японском генеральном штабе, Зорге мгновенно понял, какое действие они окажут на правительственные круги Японии и Германии.

Поначалу его весьма встревожила реакция японцев. Германскому посольству, по-видимому, было сказано, что «Советский Союз находится на грани развала». Зорге всегда считал, что его особый престиж в посольских кругах следует использовать в политических целях и в пропагандистском смысле, несмотря на холодное равнодушие, проявляемое Москвой по отношению к этому самоназначению и дополнительной роли, взятой на себя Зорге, и потому в этом случае он спорил с японскими аргументами, указывая, что «Лушков был ненадежной и второстепенной фигурой».

«Опасно судить о внутренней ситуации в России по показаниям человека, подобного Лушкову. Его высказывания, говорил я, того сорта, какие можно почерпнуть в любой антинацистской книге, написанной немецкими беженцами. Они часто предсказывают, что нацистский режим ждет неминуемый крах».

Лушков, возможно, и вел речь о чистках, проводившихся ГПУ в советской Дальневосточной армии, находившейся под командованием маршала Блюхера, который под псевдонимом «Гален» был ведущим советским военным специалистом в штабе Бородина в Китае в 1923 году и советником многообещающего китайского генерала Чан Кайши [83] Интересно заметить, что после передачи 4-го Управления Урицкому, Берзин был назначен в командование Дальневосточной армией заместителем генерала Блюхера. Впоследствии Берзина послали в Испанию в качестве главы советской военной миссии при правительстве республиканцев. В 1937 году его вызвали в Москву и расстреляли. В 1964 году генерал Берзин был официально реабилитирован. .