Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Пришли в штаб, поднялись на второй этаж и направились в конец коридора, где находился локальный пропускной пункт: стоял часовой с винтовкой, аза ним — две двери в решетках. Посыльный вызвал кого-то из первой двери, доложил ему и ушел. Меня пригласили войти в первую дверь. Я вошел и от удивления обалдел: стоит старший лейтенант, с которым я так недружелюбно обошелся в купе поезда Баку-Одесса, и у него только глаза улыбаются, а сам все такой же чистенький исправный Моя судьба шла за мной по пятам:

— Ну, здравствуй…

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!

— Садись, — он указал на стул возле небольшого круглого столика, стоявшего возле двери, и продолжал: — Хочешь работать у меня?

Я обратил внимание на слово «работать», поскольку считал, что в армии служат, а не работают. Он уловил мое замешательство и пояснил:

— Рассказывать тебе о работе я не имею права: сперва надо оформить допуск к совершенно секретной работе. На это уйдет около месяца. Работа интересная, скучать не придется. Долго не думай, о работе ничего не узнаешь. Если согласен, то вот анкета. Можешь заполнять. — И он придвинул ко мне листок бумаги. Что оставалось делать?

Серьезных командиров я обожаю. Я и спал-то все время в разных местах: то в пулеметной роте, то в учебной роте, то со львовскими курсантами. Оставался последний год службы, и показалось заманчивым обрести постоянное место. Высокая секретность, которую не переставал подчеркивать старший лейтенант, конечно, подогревала интерес к будущей работе, в которой сточки зрения взбалмошного юноши, мечтавшего о дальних морских походах, явно просматривалось романтическое начало. Да еще впервые спрашивают мое согласие — я к этому не был приучен: меня просто назначали, куда находили нужным.

Я согласился и заполнил анкету, включавшую в себя, как обычно, бабушек и дедушек, «не судился, за границей не был, в других партиях не состоял» и т. п.

— Когда придет время, я тебя вызову. А пока иди — учи своих курсантов! — И старший лейтенант улыбнулся, прощаясь со мной.

Вернувшись в школу, пару дней думал о предстоящих изменениях на службе, но месяц на пролет думать не будешь: я успокоился и занялся с курсантами обычным делом — стрельбой, тактикой, оружием…

Из письма Нине от 1 декабря: «…международная обстановка такова, что вряд ли кто из нас попадет домой ранее 3–4-х лет. Но я еще борюсь за два года…» Кстати, присвоение звания в который раз отодвигалось — его теперь должны были присваивать по новой военно-учетной специальности…

В полку новшество: по выходным дням мы теперь могли идти в любой городской театр. Видано ли такое? Билеты свободно продавались в клубе за наличный расчет, и я успел побывать в оперетте, в Русском драматическом, а также слушал «Кармен» на украинском языке в оперном театре. Так служить можно!

К середине декабря ударили морозы, но на этот раз до минус 20 °C, без снега. Ураганы пронизывали нас до «мозга костей» и житья не давали. Занимались тактикой на морском берегу, а там ветер особенно неистовствовал. Опять начали мерзнуть. А побережье моря для учебных занятий взвода я выбрал неслучайно: как-никак море рядом, и вроде ты не в пехоте служишь…

Предложение старшего лейтенанта давно ушло из памяти, я уже мало в него верил. Работа с курсантами, а их у меня было 60–70 человек, не оставляла ни минуты свободного времени. И все же мой час настал. За неделю до нового, 1941 года меня вызвали в штаб полка. Теперь я знал дорогу — провожатых не требовалось. Пришел. Поднялся. Постучал. Вошел. Часовой заранее был предупрежден.

— Здравия желаю.

— Здравствуй, садись.

Я устроился за тем же круглым столиком.

— Допуск на тебя оформлен. Можешь приступать к работе.

Вот и все. Старший лейтенант тут же ввел меня в курс дела.

Прошло более пятидесяти лет, и все секреты можно раскрыть. Но главный «секрет» оказался в другом: случайная встреча со старшим лейтенантом в поезде определила мою дальнейшую военную судьбу и подарила мне жизнь вместо смерти.

Старший лейтенант Данилов Павел Александрович занимал должность помощника начальника штаба полка по разведке и мобработе, а коротко — ПНШ-3. Он родился в 1904 году, коренной ленинградец, петербуржец. Жена с двумя сыновьями жила в Ленинграде. Через много лет — после войны — я узнал, что он с молодых лет служил в органах ВЧК, работал в Большом доме на Литейном, 4. В 1937 году в числе многих чекистов был репрессирован, а затем выпущен на свободу, реабилитирован и призван в армию для участия в финской кампании. Так он оказался в 674-м стрелковом полку.