Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

— А мы с Метеком проследим за больными и оставим только тех, кто не в состоянии идти сам и хочет остаться в ревире до эвакуации в американский госпиталь. Все остальные по желанию утром сами покидают ревир, — сказал Юзек, тоже радостный и возбужденный.

— Димитрий, помни, что на блоке, где ты работал, не было ни одного смертельного случая с больными. В этом заслуга всех, кто работал на блоке, и твоя — тоже. Не забывай нас! Зоммер распорядился сутра готовить больных к эвакуации. Он связался с Маутхаузеном — американцы обещали автомашины. Прощай, Димитрий, теперь все в порядке! — так говорил Альберт Кайнц и трепал меня за плечо.

Мне тяжело было покидать друзей. Все-таки полтора года проработали бок о бок и давно стали не чужими друг другу. Они проводили меня до ворот ревира, но через лагерь провожать не рискнули — недавние сцены дикого самосуда еще стояли у них перед глазами.

Возвращаясь через лагерь, я надумал зайти на третий блок, разбудил Петю Шестакова и предложил ему идти со мной. Он не раздумывал ни минуты, и вскоре мы с ним очутились у брамы. Но не тут-то было! Поляки меня хорошо запомнили и твердо сказали:

— Ты выходил один — один и вернешься. Мы с вашим майором таки договаривались. Второй пусть идет назад, утром увидитесь. Если не устраивает, можешь и сам остаться.

Никакие объяснения, что Петя — санинструктор, который нам необходим в карауле, на поляков не действовали. Это немецким солдатам и офицерам за годы плена мы научились голову морочить, а здесь свои, славяне, — этих не проймешь! Так мы расстались с Петей Шестаковым, которого я знал целых три года, а теперь я его больше не увижу. Он вернулся в блок, а я в караулку. Под утро мне снова вставать на пост: свой отдых я использовал. В четыре утра заступил на пост.

Помню, ночью к нам с Фетисовым подкатила автомашина из Маутхаузена с вооруженными испанцами, которые представляли собой такую же охрану Маутхаузена, как мы — Гузена. Они распевали песни, радостно нас обнимали, громко приветствовали, сообщили уже известные нам новости и покатили дальше — они просто на радостях катались.

Как только рассвело, распахнулись ворота брамы, и принялась вытекать из лагеря бесконечная колонна бывших узников. Радостно защемило сердце: вот и конец концлагеря! Колонна держала путь на запад, к Линцу. До города около 35 километров. Над колонной реяли испанские, польские, французские национальные флаги, звучали песни. В колонне полно русских, но красной материи загодя никто достать не удосужился — советский флаг над колонной так и не взвился. (И потом: с красным флагом из плена, да еще в сторону союзных войск? Нет, у нас все не так, как у людей!) Бывшие узники шагали в обнимку, громко распевали песенки, узнавали друзей, знакомых, беспрерывно хлопали друг друга по плечу. Все караульные посты — и наши, и польские — дружно влились в колонну со своими, уже явно ненужными карабинами. Так мы 6 мая 1945 года начали марш на Линц. Отрезок времени варварского господства нацистской системы террора в Австрии подошел к концу.

6–7 мая 1945 года регулярные части американских войск вернулись в Маутхаузен и Гузен и начали развозку больных по госпиталям. Так перестали существовать два самых жестоких концлагеря. 20 487 освобожденных безымянных номеров превратились в свободных людей с именами и фамилиями, с днями своих рождений и с ожидавшей их родиной.

Но у русских и тут все сложнее: как-то примет нас Родина?

Шли не один час. Колонна обливалась потом. Солнце жгло немилосердно. Люди уже устали, и песен больше не пели. Разговоры понемногу стихли. Все шли молча. Практически мы второй день кряду без еды и сна: не до того было.

Иногда тишину нарушал кто-нибудь из «проснувшихся» на ходу русских:

— Братцы, а мы ведь на запад топаем — солнце вон где!

И ему охотно объясняли, почему идем на запад. И снова тишина.

Пару часов назад мы слились с такой же колонной из Маутхаузена, но в ней русских меньше — большинство осталось в лагере ждать представителей советского военного командования. А здесь шагали те, кому в лагере оставаться невмоготу.

Во второй половине дня повстречались американские автомашины, следовавшие в сторону Маутхаузена. Союзники выразили удовлетворение тем, что бывшие узники самостоятельно и вполне дисциплинированно двигаются к Линцу. Правда, они предупредили, что перед городом оружие следует сдать: таков порядок. Узнав об этом, те счастливцы — поляки и русские, — кто шел с оружием, мгновенно приняли решение: «Не американцы нам его давали, а сами брали! Сдавать не будем!» — И после этих слов мы свернули с дороги, углубились в рощу, где росли крепкие деревья, и мигом раздробили о вековые стволы свои не успевшие «послужить» итальянские карабины и раскидали по траве патроны.