Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Опять крики блоковых, день кончился, загоняют по блокам. Еще одним хорошим товарищем стало больше. Позднее Ваня станет лучшим напарником Пети Шестакова.

А вот и другая беседа. Сидел пожилой человек, осторожно, чтобы не обжечь пальцы, досмаливал окурок и при этом успевал посматривать по сторонам. Около него свободно. Присаживаюсь. Молчу. Потом обращаюсь:

— Извиняюсь, земляков ищу. — Читатель, конечно, уже догадался, что эта шаблонная фраза давно играет роль своеобразного пароля. Кто на нее откликнется «с понятием», стем дело сладится.

— Откуда сами будете? — О, вот это мило, Обращение на «вы» присуще старшим командирам, особенно штабным. Что же это он так, сразу открывается?

— Питерский я.

— Хороший город. Бывал в нем не раз. А я — москвич.

— Столица мира. Тоже чудесный город, — я принял его вежливую форму беседы, — и совсем рядом. А с какого фронта, если позволите?

— Севастополь. Ранили в самом конце. Не успели эвакуировать.

— И тут мы с Вами почти земляки — я под Одессой попал, но в 1941 году.

— А здесь вы давно?

— Да уже месяц.

Беседа протекала ровно, спокойно, без выкрутасов. Я давно понял, что это строевой командир. Только при третьей встрече он представился майором, бывшим командиром стрелкового батальона. Я его передал непосредственно Коле Шилову, согласно договоренности, старшие командиры все шли к нему. Впоследствии Шинкарчук, так его звали, очень помог в организации «пятерок» самообороны.

Но попадались и «опасные» ребята — излишне горячие, легко возбуждались, злые на все вокруг — они готовы были на немедленные активные действия по принципу: «Бей! Круши все подряд!» — и при этом совершенно игнорировали осторожность, необходимость конспирации, сокрытие истинных чувств и намерений. Если бы на такого заключенного обратили внимание капо и прочая нечисть, тогда несдобровать и тем, кто находился рядом с таким беспокойным и невыдержанным человеком. Такие люди нам были тоже нужны, но лишь при условии соблюдения строжайшей дисциплины.

Чтобы закончить с вопросом создания в Гузене подпольных групп самообороны из числа русских, подытожу сказанное выше. Группы начали создаваться с апреля-мая 1943 года, когда члены комитета впервые ввели нас с Шиловым в курс дела и подробно осветили обстановку в лагере. В связи с неожиданным шоком немцев после поражения в Сталинграде интернациональный комитет решил начать направленные акции по спасению прибывающих в лагерь русских. До этого было нельзя, да и русских было совсем мало — единицы. Нам предложили самим создавать такие группы, к чему мы и приступили.

Члены комитета, в свою очередь, обязались, пользуясь своими связями и влиянием, способствовать направлению русских в такие рабочие команды, где можно выжить или, по крайней мере, были хотя бы шансы выжить, а также обещали организовать посильную помощь едой, одеждой, лечением и регулярными сводками с фронта, поскольку имели хорошо законспирированные каналы притока информации. Такая помощь была неоценима. Без нее руководители групп, кроме как добрым словом типа «Держись, братва, не падай духом!», облегчить участь своих людей, как правило, были не в состоянии. И это понятно. Только реальная помощь комитета могла поддержать людей.

Наша работа, так активно начавшаяся, почти замерла в период с июня по октябрь 1943 года (по ряду причин, о которых я расскажу ниже). Тогда русские понесли большие потери в результате зверской массовой акции против них, и те из нас, кто чудом остался жив, не скоро смогли оправиться от перенесенного. Только к началу 1944 года работа по созданию групп продолжилась.

Интересно проследить, как менялось количество русских в Гузене:

на 1 января 1942 года не было совсем (я не беру в расчет военнопленных из блока 16, содержавшихся в строжайшей изоляции),

на 31 января 1944 года 992 человека,

на 5 мая 1945 года 8046 человек.

Следовательно, за 1944–1945 годы в лагерь поступило 7054 русских.

В течение 1944 года продолжались заметные послабления в лагерном режиме — Германия отступала на всех фронтах, да тут еще и покушение на фюрера. Все это способствовало тому, что к середине 1944 года, когда количество русских в лагере уже перевалило за 1000 человек, в Гузене стали стихийно возникать подпольные группы русских. Чаще всего по личной инициативе наиболее активных заключенных — командиров, коммунистов, сильных духом людей. Никакой связи с лагерным комитетом сопротивления они не имели, да и на случай провала небольшие группы лучше, чем создание рот и батальонов, к чему нередко призывали отдельные горячие головы. Но зато и возможности таких самостоятельных, независимых от комитета групп были весьма ограничены, хотя они и сплачивали людей, не давали им опустить руки в борьбе за жизнь и свободу. Такие группы создавались и распадались, поскольку узников отправляли из Гузена и в другие филиалы Маутхаузена.