Иоанна Хмелевская - Опасный возраст

Не собираюсь нарываться на пламенные тирады и ответные филиппики, тем более касательно еврейской эмиграции ссорилась с Алицией уже и раньше. Ярая противница всякого расизма, она поверила пропаганде и скандалила насчет дискриминации евреев в Польше.

– Еврейского ребенка не приняли в вуз! – четко рубила она.

– Идиотка!!! – орала я. – Одного еврейского ребенка!!!.. А посчитай, сколько католических детей не приняли в вузы!!! Демографический пик как раз кончает школы!!!

Янка ужасно переживала, в Дании собиралась навестить знакомого эмигранта. Еврейские эмигранты жили на «Скибете» – этот пароход стоял в канале, не помню, на какой улице. Мы пошли все втроем, знакомый уехал из Польши с семьей, и Янка привезла из Варшавы шоколад для бедного еврейского ребенка. Я пошла с ней на «Скибет» из любопытства, Аня осталась на улице.

Выглядело все ужасно, люди сидели на узлах, совсем как беженцы в военных фильмах, но работала нормальная гостиничная администрация, а в ней обворожительный молодой человек.

О молодом человеке много чего я узнала позже, ибо как раз на «Скибете» и именно в это время началась неслыханно романтическая история замужества Малгоси, племянницы Алиции. Малгося училась в Академии художеств и начала уже писать картины, приехала в гости к Алиции, по какому-то поводу побывала на «Скибете», возможно, навестила знакомых, увидела молодого человека из администрации, и гром среди ясного неба поразил ее. Влюбилась по гроб жизни.

Молодой человек реагировал позитивно – Малгося была хороша собой, амуры подействовали, и дело двинулось. Однако не без осложнений. Молодой человек, по имени Дидье (в администрации говорил по-датски на удивление хорошо), заключил пари с приятелями: на пять лет уехал из Франции, каждый год будет проводить в другой стране и везде выучит язык. Отказаться от пари не входило в планы. Данию уже отработал, собирался ехать дальше, в итоге Малгося очутилась в Японии, а Дидье овладел энным количеством языков. В совершенстве говорит по-французски, по-датски, по-шведски, по-польски, по-английски, кажется, знает японский, итальянский, испанский и, возможно, разные экзотические наречия. Сомневаюсь, владеет ли венгерским, но, если говорит по-фламандски, иностранных языков для него больше не существует. Не помню, где и когда они поженились, сдается, по пути куда-то, сейчас живут во Франции и имеют двоих детей.

Возвращаюсь к Янке; мы обе сошли с парохода, я более или менее нормальная, она – пылающая багровым румянцем, с безумным взглядом и трясущимися руками.

– Дура, – зашлась она от возмущения. – Кретинка... Я от всего сердца... Можете дать мне по морде... Из Польши везу шоколад для бедного ребенка!.. Дайте сигарету...

Во множественном числе она обратилась ко мне, так как Аня не курила. Бедный эмигрант, утопающий в швейцарских деликатесах и сластях, перед приездом в Данию три месяца отдыхал вместе с семьей в Милане. Переводчик с нескольких языков, он пока не работал, ибо, понимаете ли, невыгодно; размышлял, куда направить стопы и в какой стране лучше остаться – мир перед ним весь открыт. Так выглядела нищета угнетенной личности.

Из чувства справедливости расскажу еще одну историю. С эмигрантами я встречалась в изобилии, ибо Иоанна-Анита принимала их у себя гуртом, некто пан доктор-стоматолог искренне признался:

– Знай я, как тут надо вкалывать, ни за что бы не уехал!

В Польше имел четыре работы в качестве консультанта, специалиста высокого класса, работал часа два в день. А здесь вынужден был отрабатывать восемь часов в поликлинике изо дня в день – сущая каторга! К таким ужасным условиям не привык. Я в растерянности смотрела на тучного блондина с голубыми глазами и славянской физиономией – Боже помилуй, какой же он еврей?!.. Вскоре выяснилось, не еврей, а жлоб, христианин и католик от деда-прадеда, уехал с женой-еврейкой. Успели пожить в Испании.

– Барселона! – говорил он небрежно-презрительно. – Подумаешь, тоже мне, город! И чего орут, тот же Груец, только что с аркадами...

Зато жена, нейрохирург, блестящий профессионал, обаятельная, симпатичная женщина, много и самоотверженно работала в больнице, делала операцию за операцией и была в восторге от условий работы и заработка. Жлоб ничего не делал, только носом крутил, жаль такой женщины для этого скота. Как видите, мой антисемитизм подкачал...

После Ани и Янки, естественно, приехал Войтек, но ангельская уступчивость у меня уже испарилась безвозвратно, брюки я ему не купила. Зато позволила выиграть в кости пальто из верблюжьей шерсти, чего Алиция до сих пор не может мне простить и время от времени попрекает. Самые мои наихудшие подозрения подтверждались, и разум твердо диктовал, что следует делать. Чувства же протестовали, и не стоит требовать от меня слишком много, хоть какие-нибудь женские черты должны же и во мне отозваться. Все женщины в этом отношении дуры, разве я попрекаю Алицию Янеком?..