Иоанна Хмелевская - Шутить и говорить я начала одновременно

А тут еще математика вдруг преподнесла мне сюрприз. На привычно стройном и относительно понятном математическом стволе вдруг пышным цветом расцвели интегралы, которые мой разум просто отказывался воспринимать. Интегралы на всю жизнь так и остались для меня тайной за семью печатями.

И тем не менее я с удовольствием добросовестно училась до самого января, в свободное от занятий время подрубая пеленки и распашонки будущего младенца. Медицинский присмотр надо мной осуществляла чудесная врачиха и изумительная женщина, доктор Войно, которая еще с довоенных времен была семейным врачом в мужниной семье. Это она принимала все роды моей свекрови и с радостью согласилась принять и мои. Мне уже было забронировано место в частной клинике недалеко от площади Спасителя. Родов я боялась ужасно. Кошмарные воспоминания матери о том, как она намучилась, рожая меня, а также многочисленные прочитанные мною книги убедили меня в том, что предстоит нечто ужасное и этого никак нельзя избежать.

Восьмого января я, как всегда, отправилась на занятия в Академии, муж отправился проводить меня. Время еще осталось, и по дороге мы решили заглянуть в клинику. Не мешает провериться лишний раз. Докторша Войно осмотрела меня и произнесла страшные слова:

– О, пани придется уже остаться у нас.

Зубы мои застучали сами собой, сердце забилось часто-часто. Я впала в панику, муж тоже. Побледнев как снег, он бросился домой за вещами. Странное дело, кроме жуткой паники, я больше не испытывала никаких неприятных ощущений. У меня ничего не болело, но пани доктор приказала мне сегодня же родить, а она не может ошибаться, значит, приближается страшная минута. Ничего не поделаешь, приходилось подчиняться.

Мне велели прогуливаться по больничному коридору. Ходить, ходить! Больничный коридор был длинный-предлинный, и я послушно шагала по нему туда и обратно, но все как-то без видимых результатов. Мне принесли обед. Подкрепившись, я опять принялась ходить. И весь персонал интересовался, очень ли мне больно. А мне ну ни капельки не было больно, и отсутствие боли теперь пугало меня больше, чем сама боль. Я уже всей душой желала, чтобы она наконец появилась. И снова сочувственные расспросы. «У пани очень сильные боли?» Какие боли, откуда боли, нет у меня никаких болей, Езус-Мария, что же теперь будет?!

Пришла пани Стефания со шприцем в руке и сделала мне укол для стимулирования родового процесса. Потом еще и еще. Восемь уколов – внутримышечных! – сделала она мне, причем, когда я со страхом ожидала укол, она уже опять держала в руке шприц – пустой. Дошло до того, что каждый последующий укол я стала ожидать с интересом, надеясь почувствовать самый момент укола, но тщетно. Восемь раз вбивала она мне в задницу свой шприц и хоть бы хны! Так и не удалось мне подстеречь пани Стефанию.

Вернулся муж с вещами, дома напугав мою мать до смерти, и уже остался со мной. За компанию и для поддержания моего духа принялся ходить со мной. Тысячу раз промаршировали мы с ним по этому чертову коридору, а я только и слышала: «Ну как, появились боли?» В ответ я уже только скрежетала зубами. Обессиленный муж робко предлагал присесть хоть на минутку, передохнуть, он больше не может, ведь сколько километров отмахали. Как это присесть? Исключено! И речи быть не может! Велели ходить, вот и будем ходить, пока не появятся эти холерные боли!

Только к вечеру я ощутила в себе что-то эдакое, немного неприятное, и испытала неимоверное облегчение. Ну, наконец! Пани доктор к тому времени уже отправилась домой, велев известить ее в случае необходимости и оставив мне в утешение пани Стефанию. Муж тоже остался. Сжав зубы, он самоотверженно ходил вместе со мной, поддерживая меня под руку. Раз пробудившись, долгожданные боли оживились и постепенно усиливались, но какие же это были пустяки! Я на момент останавливалась, скрючившись пережидала и опять неслась по коридору. Инициативу взяла на себя пани Стефания.

– Ты на стол! А ты марш за пани доктор! Муж вылетел из клиники, срывая дверь с петель, а мной занялись пани Стефания с пани Станиславой. Сияя от радости, они водрузили меня на родовой стол.

Мужу повезло, такси он поймал на площади Спасителя, почти у самой клиники. Должно быть, проявил инициативу, потому что доставил пани доктор через десять минут. Несчастная уже спала. Накинув на себя первое, что попалось под руку, она силой была извлечена из дому и предстала передо мной весьма растрепанной, в черном вечернем платье и с жемчугами на шее. Потом мне рассказали, что жемчуга настоящие и она всегда спит в жемчужном ожерелье.