Сергей Марков: Гарсиа Маркес

Пройдут годы, и Габриель Гарсиа Маркес, облачённый в белоснежный костюм ликилики, сидя в стокгольмском Концертном зале в преддверии вручения королём Швеции Нобелевской премии по литературе, вспомнит тот далёкий вечер, когда дед взял его с собой посмотреть на лёд…

Начинать книгу о создателе одного из величайших романов всех времён — «Сто лет одиночества» — следовало бы величественным слогом. Но отважусь начать со скромного интервью, которое автору этих строк довелось взять у классика ещё в середине 80-х годов XX века в «Каса де лас Америка» — «Доме Америк» в Гаване.

У каждого поколения свой писатель. У нас, родившихся в середине 1950-х, учившихся в 60-х и 70-х, — это Гарсиа Маркес. На наши университетские годы пришёлся пик его безумной популярности в СССР. И мне кажется, что книга может быть занимательна именно взглядом не литературоведа, не критика (латиноамериканистами-маркесоведами написаны тома!), а журналиста, представителя поколения далёкой заснеженной России за «железным занавесом», на которое творчество колумбийского гения оказало ошеломляющее влияние. Будто накрыло колоссальной, многоцветной фосфоресцирующей, полной причудливых кораллов, раковин, золотых рыбок, обломков кораблекрушений, пиратских сокровищ океанской волной и повлекло в неведомую, с незапамятных времён манившую даль…

Я буду говорить о моём Маркесе.

Габриель Гарсиа Маркес возглавлял жюри кинофестиваля в Гаване. На коктейле в «Доме Америк» меня познакомила с ним доминиканка Минерва Таварес Мирабаль, или Мину, филолог, внучка мультимиллионерши, дочь известных коммунистов, репрессированных диктатором Доминиканской Республики Трухильо. (Помимо Гарсиа Маркеса Мину была близко знакома с Кортасаром, Фуэнтесом, Бенедетти и другими выдающимися латиноамериканскими писателями.)

— Надеюсь, ты всерьёз не воспринимаешь кошмарный бред, который несут гаванские диссиденты про его связи с КГБ? — уточнила она.

— Я слышал, но не очень понял. А что, есть основания подозревать?

— И здесь, на Кубе, и в других странах Латинской Америки, даже в его родной Колумбии ходят слухи, будто много лет назад в Москве его завербовал КГБ, сделал своим агентом влияния.

— А что, неплохой заголовок: «Гарсиа Маркес — агент КГБ». Запад перепечатает как пить дать!

— Идиот. Надеюсь, не будет вопросов по поводу того, что Фидель платит Габо советскими нефтедолларами?

— Клянусь! А почему ты называешь его Габо?

— Его все так зовут, как Чарли, Пеле… Пошли, а то он имеет обыкновение исчезать и тебе надо будет ловить его уже где-нибудь в Японии. Hola! — приветствуя, двукратно расцеловалась Мину с небожителем. — Я прочитала в интервью с тобой, что на дне залива твоей Картахены золота столько, что хватило бы на оплату долга всей Латинской Америки, а то и мира. Кому долг, Габо?

— На этот вопрос мы все и пытаемся ответить! — рассмеялся Гарсиа Маркес, напомнив артиста Армена Джигарханяна — не столько южными чертами, сколько взглядом, то цепким, прощупывающим, прочитывающим тебя, то отсутствующим, словно ты уже прочитан, как книга, и интерес утрачен.

Загодя Мину предупредила меня, что это «никакое не интервью, он по двадцать, а то и пятьдесят тысяч долларов взимает за получасовое интервью», и вообще о его неоднозначном отношении к репортёрам. (Сам журналист, добившись всемирной популярности, сопоставимой с популярностью того же Чаплина, Пресли, «The Beatles», писатель Гарсиа Маркес, может быть, из-за беспардонности вездесущих папарацци, «жёлтой» прессы или в струе самолично продуманной PR-кампании, немыслимой без загадочности, — журналистов жаловать перестал.) На всякий случай я представился сценаристом, что было в общем-то правдой: с режиссёром Тенгизом Семёновым (за сериал «Неизвестная война» награждённым высшей в СССР Ленинской премией) мы снимали в Гаване документальный фильм «Взошла и выросла Свобода» к 25-летию кубинской революции, я обеспечивал сценарий и дикторский текст.

— Так выпьем за вашу картину, коллега! — сказал Гарсиа Маркес и чокнулся с нами стаканом с «мохито». — На здоровье! Правильно?