Игорь Оболенский: Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие

ИЗ ДОСЬЕ:

«Григорий Горин, врач по образованию, вошел в историю как писатель, сценарист, драматург. Его перу, среди прочих, принадлежат пьесы «Тиль», «Поминальная молитва», «Королевские игры», «Шут Балакирев» и сценарии фильмов «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «О бедном гусаре замолвите слово».

Умер 15 июня 2000 года через три месяца после своего 60-летнего юбилея. Похоронен на Ваганьковском кладбище».

Я шел к вдове одного из самых остроумных людей планеты. Его перу принадлежат любимые зрителем сценарии и пьесы — «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «Шут Балакирев».

Когда мои герои только познакомились, Григорий Израилевич носил другую фамилию. Но для того, чтобы было проще предлагать свои пьесы советским театрам, придумал псевдоним. Горин расшифровывается как «Григорий Офштейн Решил Изменить Национальность».

Я был немного знаком с самим Гориным. А Любови Павловне был представлен лет десять назад. Но почему-то записать интервью решил только сейчас.

Она быстро согласилась на встречу и пригласила в свою московскую квартиру на Ленинградском шоссе.

Пара Гриши и Любы, как их называли, была одной из самых красивых. Раньше они жили на улице Тверская. Дом каждый вечер был полон гостей. И какими — Марк Захаров, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт. После того, как на первом этаже открыли ночной клуб, Горины решили переехать в район станции метро «Аэропорт». Пока был жив Горин, компании туда добирались. А после того, как его не стало, дом опустел. Ничего удивительного.

Я пришел к Любови Павловне около семи часов вечера. И оставался до часа ночи. Потому что едва мы присели в уютной гостиной на диваны красного дерева, на которых сидели великие и знаменитые друзья семьи, и я начал расспрашивать Горину о ее жизни, о том, как она приехала из Тбилиси в Москву, готовясь задать вопрос о жизни без Григория Горина, как она неожиданно сама заговорила об этом. Вдруг, прервав собственный монолог о детстве и родителях, сказала: «Я ведь пыталась покончить с собой, когда Гриши не стало. Выпила много таблеток и… Но не вышло, осталась жить. Хотя какая у меня теперь может быть жизнь. Прошло 12 лет без Гриши, а я плачу каждый день».

После этих слов я не смел перебивать хозяйку дома, которая то и дело, пытаясь следовать хронологии своей судьбы, возвращалась к рассказу о попытке самоубийства. Слушать это было непросто.

Но, возможно, я случайно оказался тем самым человеком, которому Любовь Павловна смогла поведать о том, что наболело. И немного освободиться. Не потому, что решила довериться именно мне. Скорее, тяжесть на ее душе была слишком велика.

— Я родилась в Нальчике. Я чистокровная грузинка — все бабушки и дедушки, мама и папа — грузины. Хотя, как говорят, на грузинку не похожа. Но бывают же светлые грузины.

Внешне похожа на папу, его Полиэкти звали. Меня зовут на русский лад Любовью Павловной.

Отец погиб на фронте. Я была малышкой, не помню его. Мама занималась детьми — у меня есть сестра, она старше на два года. До последнего мама верила, что папа жив. Несмотря на то, что прислали похоронку. Но ведь бывали же случаи, когда и после этого возвращались с фронта.

Мы знали, где погиб папа. Я уже была замужем за Григорием Гориным, когда он меня повез в то место. Через всю страну, на Украину, в село Коханное. Там было очень большое кладбище, мы ходили по нему и искали могилу отца. И вдруг у меня потекли слезы. Я почувствовала, что папа находится где-то рядом. Словно меня кто-то вел. И нашла его могилу. На памятнике была написана наша фамилия — Кереселидзе.

Я ведь только после замужества взяла фамилию мужа. А так и в школе, и в институте была Любой Кереселидзе.

В институт я поехала из Тбилиси. Мама к тому времени уже вышла второй раз замуж. Ее Тамара звали. А я бредила учебой, Москвой. Приехала и поступила сразу же. В педагогический институт, я обожала русский язык. И до сих пор, кстати, мне это нравится.

Мама не хотела отпускать меня в Москву. Отчим у меня хороший, не обижал меня. Как-то он услышал, как сосед, который хорошо ко мне относился, спросил у меня, как я сдала школьные экзамены и куда хочу поступать. Я сказала, что хочу ехать в Москву Отчим засмеялся: «А в Берлин не хочешь?». Это было тогда равнозначно.

Поначалу я поехала на Украину к тете, которая там жила. Тетя Люда, сестра погибшего отца, была бездетной и даже просила, чтобы мама отдала меня ей.