Игорь Оболенский - Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие

Сегодня Любовь Яковлевна (она дочь родного брата генерального секретаря) живет в Америке. И в Москве бывает наездами. В российской столице, где она пыталась устроить свою судьбу и где счастье было так возможно, ее больше ничего не держит.

Наша встреча оказалась возможна благодаря появлению на русском языке мемуаров Любови Брежневой. Перед тем, как начать беседу, я получил в подарок только что доставленный из типографии экземпляр: на обложке цвета кремлевской стены две фотографии — Любови и ее некогда всемогущего дяди, и огромная надпись: «Племянница генсека».

«Нравится?» — улыбаясь, спросила автор. И поведала о себе, своих родственниках, надзоре КГБ и многом другом…

— Родилась я на Урале, моя мама из казачества. Прадед был казачьим атаманом. Родители познакомились во время войны. Папа вместе с металлургическим техникумом, где преподавал и в котором Леонид Ильич до войны был ректором, эвакуировался в Магнитогорск. И встретил 17-летнюю красавицу-маму, от которой скрыл, что женат. В общем, банальная история.

Мама узнала обо всем, когда была на 8 месяце беременности, получив письмо от жены отца. От пережитого шока у нее отнялись ноги. Но тем не менее с отцом жить она не стала. Сказала ему: «Если ты раз обманул меня, значит, и еще раз обманешь». Посадила его на поезд и отправила к семье. Позже у папы родилась еще одна дочь.

Я впервые встретилась с отцом, когда мне было 4 года. Мама разрешила ему приехать, когда собиралась выходить замуж. С тех пор мы стали общаться с папой. Хотя все равно мать старалась, чтобы я была ближе к отчиму.

А Леонида Ильича я увидела, когда мне было лет пять. Но по-настоящему мы познакомились в Магнитогорске, куда он приезжал по делам как первый секретарь ЦК компартии Казахстана. Мне тогда было уже 10 лет. Леонид Ильич был таким красивым мужчиной, что я даже спросила маму, почему она не вышла за него замуж.

Когда дядя стал расти в должностях, мама поменяла мою фамилию на отцовскую. И я стала Брежневой. Хотя при этом мама очень боялась, что из меня станут делать принцессу.

В общем-то, так оно и произошло. Правда, в своей знаменитой семье я была, скорее, на положении Золушки. Но у меня хорошая закваска и пребывание под сенью дядиного могущества меня не испортило.

Мама не отпускала меня в Москву, они долго вели с отцом переговоры. Леонид Ильич к тому времени был уже очень большим человеком в стране и хотел, чтобы все его родственники тоже перебрались в столицу. Я приехала сюда впервые в марте 1964 года. На разведку. Такая вся провинциальная, скромная, наивная, заранее всех обожающая. И я благодарна отцу за то, что он показал мне этот город с самых положительных сторон. Отрицательные я узнала сама, когда стала здесь жить.

Отец поселил меня в номере «люкс» гостиницы «Москва». Потом я поняла, что его сняли не столько для меня, сколько для того, чтобы вести там секретные переговоры с секретарями обкомов. Папа помогал брату в организации заговора по свержению Хрущева. Они шушукались, пили коньячок. А потом мы все вместе отправлялись в гостиничный ресторан на 7-м этаже, где за отцом был закреплен отдельный столик. Мы с папой были помешаны на домашней лапше и котлетах по-киевски. Нас в ресторане принимали, наверное, за ненормальных.

Во взрослые разговоры я не вникала, мне это было совсем не интересно. Я, как и все девчонки, мечтала стать актрисой. И отец, у которого одно время был роман с Екатериной Фурцевой (министром культуры СССР. — Примеч. И.О. ), взялся устроить меня во ВГИК.

Екатерину Алексеевну мы застали на одной из загородных дач. Министр культуры лежала, свернувшись калачиком, на садовой скамейке. Когда папа ее разбудил, Фурцева кинулась к нему целоваться, приговаривая, что вопрос о моем поступлении уже решен и я завтра же стану сниматься в главной роли у Бондарчука. Больше к вопросу о моем актерстве мы не возвращались. Было решено отдать меня в институт иностранных языков.

Поступала я очень интересно. На экзаменах на меня смотрели, затаив дыхание, и дрожащей рукой ставили пятерки. Никто даже не слушал ту чушь, которую я несла. Экзаменаторы мечтали только о том, чтобы я поскорее убралась из аудитории. По идее, меня подобное отношение должно было бы радовать. Но я сразу поняла, чем за все придется платить.

Когда отец первый раз привез меня в институт, я попросила его оставить машину подальше от входа, чтобы никто не видел. В коридоре, как сейчас помню, стояли девочки. Я скромно подползла, такая вся провинциалка, и вдруг слышу как одна студентка с придыханием говорит: «Знаете, мы будем учиться с племянницей самого товарища Брежнева». Меня всегда убивало, что меня воспринимали лишь как племянницу Брежнева.