Владимир Рудный: Долгое, долгое плавание

Вот когда Степан Осипович Макаров, герой давних побасенок отца, заслонил на время всех книжных кумиров. Макаров ему близок, почти современник. Макарову тоже, наверно, хотелось поступить туда, где учились Ушаков, Лазарев, Нахимов, а пришлось пойти в скромное штурманское училище на Амуре. Но стал же он крупнейшим флотоводцем и ученым. Да еще в годы наимрачнейшей реакции. Подумать только — боцманский сын, выходец из низшего сословия, командовал тихоокеанским флотом, сокрушал на страницах «Морского сборника» авторитет самых чванливых и косных сановников от адмиралтейства, дал России не только первый в мире катероносец, но и «Ермака», оставил после себя блестящую книгу «Рассуждения по вопросам морской тактики» — откровение в морском искусстве и в науке — и достойно принял смерть на мостике броненосца на виду у всего мира. Это ли не пример для юноши, желающего стать военным моряком!

Читатель, пожалуй, вправе спросить: а почему бы этому юноше не пойти в матросы? Море отплатит добром за упорство и труд. Умом мы можем понять, что в старой России был иной социальный строй. Но нелегко в семидесятые годы представить себе уклад жизни десятых годов нашего века. В те времена не мог матрос стать капитаном. А Исаков хотел стать капитаном — помните: «Я — капитан, Олька!..»

Технологический давно слыл очагом крамолы; его студенты прекратили в тысяча девятьсот пятом году занятия, протестуя против расстрела рабочих у Зимнего дворца 9 января; в его стенах тогда же впервые заседал Петербургский совет рабочих депутатов, а после разгрома первой русской революции были тайные явки большевиков. И теперь здесь царил дух вольнодумства. Старшекурсники бывали на заводах и верфях Питера. Новая техника, перспективы развития радио, авиации, кораблестроения занимали их серьезнее, чем издателей тифлисской «Зари».

Останься Исаков в Технологическом, он стал бы при его разносторонних способностях выдающимся инженером-технологом или ученым в точных науках, вероятно, и политически прозрел бы много раньше. Только у каждого свой путь. Его дорога к самоопределению лежала через ту самую офицерскую касту, которая его отвергала. Но нигде прежде да и потом, до самой революции, он не слыхал таких ясных и прямодушных суждений об окружающем мире, как в Технологическом в канун первой мировой войны.

А потом началась война с ее шовинистическим захлебом, подавлением всяких вольных ростков и трудным отрезвлением.

Хотя и поздно развернутое, строительство большого флота заставило морское министерство спешно позаботиться о пополнении офицерского корпуса. Морской министр не отважился сломать вековую традицию и отменить сословный ценз для alma mater, куда не попал Исаков. На Васильевском острове в красных трехэтажных казармах второго Балтийского экипажа в конце Большого проспекта, поближе к гавани и подальше от глаз чистой публики, открыли гардемаринские классы — отдельно от «святая святых». Их так и назвали: Отдельные гардемаринские классы. Свидетельство полиции о благонадежности все равно было обязательным, но имущественный и сословный ценз отпал.

Летом четырнадцатого года Иван Исаков сдал конкурсные экзамены в юнкера флота. Через три месяца он стал черным гардемарином. Черным потому, что в ОГК — так принято было называть классы — полагались погоны не белого сукна, как у настоящих гардемаринов, а черные и не с золотой окантовкой, а с двумя белыми полосками по краям. На бескозырке, на широкой ленте с названием классов, — кокарда с золотым якорьком.

Конечно же, черные погоны придуманы не случайно. Старший лейтенант Шлиппе, персонаж рассказа Исакова «Кок Воронин», едва взглянув на черные погоны, бросил небрежно: «Вижу, что из студентов!.. Ну-ну!.. Посмотрим, что выйдет из этого эксперимента морского министра и Государственной думы!..» Старлейт даже прочел нотацию гардемаринчику из студентов: «Неужели не нашлось в роду захудалого дворянчика, за которого можно зацепиться, чтобы поступить в корпус?.. Наконец, можно же было подать прошение на высочайшее имя?!.»

Для подобных типов черные погоны — клеймо. Но Исаков не чувствовал в этом никакого ущемления. Обмундирование, пожалуй, пожиже — военное время. Муштра пожестче — слушатели «из студентов» не прошли кадетской подготовки. Дортуары в казармах неуютны, пол асфальтовый, в морозную зиму, особенно южанину, худо. Зато — скоро в море, может быть и в бой, на Балтику, где флот с первых дней преуспел в обороне устья залива и в минной войне, повезет — попадешь в минную дивизию, на знаменитый «Новик», удивляющий неприятеля дерзостью и быстротой маневра.