Владимир Соловьев - Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека

Покупку ни под какую дверь не подкладывали, а со словами, что какие-то знакомые избавлялись от уже ненужного предмета, вручили девочке.

Вот как на самом деле все обстояло.

А вам самому нравится, что Сережа „был не по-еврейски, а по-армянски“ щедр? По-моему, это проявление антисемитизма. Как и одна рюмка водки в день перед обедом врачами квалифицируется как алкоголизм.

Засим обнимаю вас с Леной. Лена».

Не знаю, как быть. Сообщить Изе Шапиро, что он антисемит?

Вот еще несколько его историй, где его самого нет, а главные фигуранты — Сережа и его брат Соломон Шапиро.

Когда Соломон собрался ехать в Россию и предложил Сергею встретиться в Питере с его двоюродным братом Борисом, большим прохиндеем, и передать ему что-нибудь, Довлатов испуганно замахал руками:

— Ни в коем случае! Он тебя ограбит!

Сергей не любил ничего банального, включая посещение музеев. Прожив десять лет в Нью-Йорке, он ни разу не был в Метрополитен-музее. Соломон, человек окультуренный, регулярный ходок в театры и музеи, пристыдил его и уломал-таки поехать с ним в Метрополитен. Они уже спустились в подземку, взяли билет, вышли на платформу, и тут Сергей с криком «Нет, не могу я это сделать!» рванул обратно, так никогда и не побывав в главном музее Америки, к ужасу Соломона, чья культуртрегерская миссия провалилась.

У Соломона на дне рождения одна одесситка, ярая матерщинница, желая польстить Сергею, сказала:

— Так смеялась, когда читала, что обоссалась!

— Я и не знал, что моя проза действует как мочегонное средство, — сказал Сергей.

Сергей Довлатов и Соломон Шапиро стоят на 108-й улице и беседуют. Соломон замечает рядом, в опасной к ним близости, собачьи какашки и предлагает Сергею отойти в сторонку, чтобы ненароком не вляпаться.

— Да не вляпаемся. Не обращай внимания. Продолжаем разговор.

Соломон, однако, настаивал. Тогда Сережа, не выдержав, растаптывает какашку ногой:

— Всё! Это уже произошло и осталось позади. Продолжаем разговор!

В другом варианте этой истории Довлатов вынимает из кармана чистый носовой платок и покрывает им собачье дерьмо.

Когда у Сергея начались проблемы со здоровьем и подозревали рак мочевого пузыря, его повезли на тест и должны были поставить катетер. Эту процедуру проводила русская медсестра, которая узнала Довлатова.

— Вы писатель? — спросила она, устанавливая катетер.

Превозмогая боль, Сергей закричал:

Да-а-а-а…

Тревога оказалась ложной.

— Рак пятится назад, — сообщал всем Довлатов.

В «Записных книжках» эта фраза отдана Лене Довлатовой.

Я уже писал, что с английским у Довлатова были сложные отношения: будучи перфекционистом, он стеснялся говорить на языке, который знал не в совершенстве. Искренне удивлялся, как я ориентируюсь на хайвеях по дорожным знакам: «Это ж надо успеть их прочесть на ходу, а потом перевести с английского на русский!» Еще говорил: «Дай бог понять одно слово из целой фразы. Хорошо еще, если это существительное или глагол, а если прилагательное или, хуже того, междометие?» Когда он хвастал своей американской любовницей и Изя ему сказал, что так он заодно подучит английский, Сережа ответил, что выучил пока что одно только предложение благодаря этой нимфоманке: «Fuck me hard», — вы, наверное, помните эту историю.

А вот другая история, опять-таки от Изи Шапиро, который удивился, узнав, что Довлатов боится ездить в метро и попасть в передрягу.

— Такой большой и сильный! Я маленький — и не боюсь.

— Дело в моем английском, — загадочно ответил Довлатов.

— Какое это имеет отношение к драке?

— Самое прямое! Когда дерешься, надо выкрикивать какие-то английские слова, а какие — я не знаю.

— Так вы его по-русски покройте, — нашелся Изя.

— А что, это мысль… — сказал Довлатов.

А Соломон Шапиро вспоминает, как встретил однажды Довлатова на 108-й улице с запиской в руках, которую дал прочесть Соломону.

Что сделать сегодня.

1. Позвонить Карлу Профферу.

2. Купить апельсиновый сок Норе.

3. Сделать ксерокс.

4. Не забыть не поздороваться с Моргулисом.

Сноска в тексте: Карл Проффер — один из Сережиных издателей, а Михаил Моргулис — тоже издатель, самодельный, с которым Сережа был на ножах.

А теперь слово Лене Довлатовой, у которой я сверяю выжатый из вспоминальщиков апокриф: