Сара Корбетт - Дом в небе

Однажды днем явился Ромео и с порога объявил, что его приняли в аспирантуру по специальности «информационные технологии». Через несколько месяцев он уезжает в Нью-Йорк, где будет учиться в университете, и у него ко мне много вопросов. Была ли я в Нью-Йорке? Холодно ли там? Поймут ли американцы его акцент? Он планирует остановиться у родственников, которые давно перебрались в Америку. А мой выкуп поможет ему оплатить обучение. Иншалла, прибавил он, если будет на то воля Аллаха.

Ромео принялся за мое мусульманское образование. Взяв у Найджела Коран, он приходил и читал мне длинные проповеди о набожности и судьбе. Я была рада любой книге, даже Корану, и снова превратилась в усердную студентку. В присутствии Ромео мне разрешалось сидеть и разговаривать. Я чувствовала себя человеком. Кроме того, Ромео охранял меня от Абдуллы и остальных. Раз или два он показывал в Коране строки о «тех, кем владеет твоя десница», которые, по его мнению, имели прямое отношение ко мне. Ему было известно, что его подельники насилуют меня, но даже если он сам не опускался до подобной низости, то считал, что мне не стоит жаловаться на мальчиков. Такова, дескать, судьба невольницы, а моя судьба, как и у всех людей, была записана в моей душе, когда я еще находилась в чреве матери.

– Аллах решит, когда этому настанет конец, – объяснял Ромео. А пока Аллах, видимо, решил направить его на обучение в Нью-Йорк.

– Почему, – спросила я его, – ты хочешь учиться в стране неверных? – Я много раз слышала, как он высказывается о США в подобном духе.

Если Ромео и смутился, почувствовав лицемерие своей позиции, то лишь на миг.

– Аллах позволяет нам ездить в эти страны, если мы едем туда с целью принести пользу нашей исламской стране, – отвечал он своим обычным ровным тоном.

Иногда Ромео отваживался на что-то вроде кокетства.

– Как по-твоему, сомалийские мужчины красивые? – спросил он однажды. – Красивее, чем ваши мужчины?

Я не ответила. Тогда он попробовал зайти с другой стороны.

– За кого из солдат тебе хотелось бы выйти замуж? – вкрадчиво поинтересовался он.

Я ответила, что я не хочу замуж за солдата.

– Вот как? – Ромео приподнял брови. – А если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, ты была бы счастлива?

Я отметила, что он не спрашивает согласия. Я давно догадывалась, куда он клонит, но сейчас, услышав эти слова, я вздрогнула от ужаса. Если они заставят меня заключить какой-нибудь формальный брак, то мне никогда отсюда не выбраться.

– Я не в том положении, чтобы принимать такие решения, – отвечала я, энергично тряся головой, чтобы подчеркнуть, что шансов нет никаких. – Я невольница.

– О да, – согласился Ромео, – но так решил Аллах. – Он молитвенно сложил руки. – Ты должна принять это, Амина.

Я подозревала, что для Ромео эти разговоры о замужестве были отчасти способом приятно провести время, помечтать вслух, поскольку даже он уставал от бесконечного чтения и комментирования Корана. Он признался, что ему хочется и выкуп и невесту и что он женился бы на мне сию секунду, если бы не товарищи, которые могут заподозрить, что он отбирает у них деньги. Так что сначала надо завершить «программу». А когда все закончится, я смогу жить в доме его матери в Харгейсе, пока он будет учиться в Нью-Йорке. И поскольку я белая, то мне придется безвылазно сидеть в комнате. «В большой комнате!» – уточнил Ромео, явно рассчитывая поразить меня этой блестящей перспективой. А иначе есть риск, что меня изнасилуют или похитят.

– Если бы ты стала матерью моих детей, – мечтал Ромео, – ты бы учила моих сыновей джихаду. Ты бы отправила их на джихад в Сомали или другую страну. Ты бы учила их Корану, и очень, очень хорошо.

Но его лесть была мне слабым утешением. Однажды он подошел ко мне, низко наклонился и показал хорошо известные мне строки в Коране: Ваши жены являются пашней для вас. Приходите же на вашу пашню, когда и как пожелаете. Пашня, насколько я понимала, – это поле, которое пашут.

Ромео улыбнулся:

– Ты понимаешь, что это будет значить, когда ты станешь моей женой?

– Да, – ответила я с упавшим сердцем, – но я не хочу это обсуждать.

Для обозначения секса у него служило выражение «делать приятное».

– Когда ты станешь моей женой, иншалла, мы будем все время делать приятное, – сказал мне Ромео. – Потому что я все время хочу делать приятное.

Я сидела потупившись. Он встал и вышел из комнаты.

Когда Ромео отсутствовал, мне оставалось только слушать. Я слышала, как мальчики кашляют и плюют за дверью в приемной. Как они моются и молятся. Чистят зубы веточкой акации, травят анекдоты или молчат, сообща страдая от скуки. Я слышала, как щелкают пальцы, веля Найджелу совершать очередное омовение.