Сара Корбетт - Дом в небе

Через зарешеченное окно в туалете я наблюдала смену времен года. Ежедневные дожди сначала ослабели, затем прекратились, и началась засуха – время, которое сомалийцы называют хагаа. У входа в мечеть теперь горел не зеленый огонек, а ярко-розовый. По мере того как жара нарастала, среди мальчиков росло разочарование и недовольство. Хассам заболел малярией и две недели отлежал пластом. Женитьба Джамала на Хамди откладывалась на неопределенное время. Яхью, одного из моих непосредственных надсмотрщиков, сменил Мохаммед-младший. Этот был еще более свирепый, чем тот. Деньги у них, похоже, заканчивались. Мальчики постоянно жаловались на голод. Поскольку Ромео все бредил Нью-Йорком, я надеялась, что выкуп – и соответственно деньги на билет – поступит со дня на день, и прилежно записывала для него слова в тетрадку: сектантский, расчетливый, автономный.

Я видела, что мальчикам до смерти надоело нас сторожить, но не могла знать, каков настой их лидеров, сидящих где-то в Могадишо. Когда я спросила Ромео, как продвигаются переговоры, он с наигранным отчаянием вздохнул и обвинил мою мать в жадности. Наши тюремщики свято верили, что все люди на Западе купаются в деньгах, и, потратившись на наше содержание, они ни за что не желали идти на уступки. Они были убеждены, что моя мать из скупости не желает открыть им ворота к счастью, но стоит найти нужный подход, и она сдастся. Только позже я поняла, до чего они были расчетливы, какую хитрую шахматную партию они вели на нескольких континентах.

К тому времени наши родственники отказались от помощи государства, успев разочароваться в возможностях официальной дипломатии, и совместно оплачивали услуги частного спеца по переговорам с террористами Джона Чейза, главу компании АКЕ, которая должна была вытащить нас из Сомали. Это обходилось в две тысячи долларов в сутки. Было условлено, что большую часть будут оплачивать Бреннаны, а мама потом с ними рассчитается.

После перерыва в несколько месяцев она снова начала отвечать на звонки Адама – ее консультировал Чейз и его британские коллеги. В переговорах участвовала сестра Найджела, Никки. Оперативный полицейский центр в Силван-Лейк был закрыт. Мама на свои средства сняла квартиру в самой глуши, в нескольких часах езды от Кэнмора. Там она записывала переговоры и отправляла их Чейзу по электронной почте в виде зашифрованных сообщений. Адам держался агрессивно, как никогда ранее. Им надоело ждать, говорил он, и они возьмут два миллиона и ни центом меньше. По мнению Чейза, сумму можно было снизить в четыре раза. Второго августа мама предложила Адаму двести восемьдесят одну тысячу долларов, к концу месяца ставка возросла до четырехсот тридцати четырех тысяч. Адам наотрез отказывался уступить хоть немного. Тон разговоров накалялся. Однажды он высказал предположение, что я неродная дочь моей матери, раз она настолько равнодушна к моей судьбе. Мама, вспылив, ответила, что он ведет какую-то игру. «Это я веду игру? – презрительно переспросил взбешенный Адам. – Ну вы увидите, что это за игра».

Август подходил к концу. С началом Рамадана мое извечное напряжение немного спало. Рамадан священный месяц, время воздержания. Днем половые контакты запрещены, что давало мне шанс почувствовать себя в относительной безопасности. Через динамики, установленные в мечети, по всей округе разносились нашиды.

Ромео уехал, не сказав куда. Мальчики повеселели. Скидс получил деньги и купил каждому по паре сандалий. Мы стали лучше питаться. От рассвета до заката постились, а потом бывали вознаграждены свежими сладкими финиками, которые мальчики покупали на рынке. Мне приносили несколько фиников, завернутых в обрывок англоязычной газеты «Халей таймс», выходившей в Дубае. Когда-то давно я, помнится, безуспешно пыталась заинтересовать их редактора своими статьями. Теперь я читала эти обрывки, думая найти там хоть какие-нибудь новости. Чаще всего мне попадались сводки фондовой биржи, а однажды даже сюжет из Канады – про то, как на кампусе Университета Виктория расплодились кролики.

Имея лишние деньги, Джамал и Хассам покупали продукты и готовили настоящий ужин – обычно блюдо из красной фасоли и риса, носившее название амбола. Они начинали готовить после полудня и подавали его после заката, щедро сдобрив сахаром и солью.

– Нравится? – интересовался у меня Джамал, напрашиваясь на комплименты. – Вкусно?