Катрин Панколь - За глянцевым фасадом

О счастливых людях мало что можно рассказать, и Джеки в этом смысле — не исключение. Нет больше прекрасного принца, который пробудил бы в ней мечты и заставил бы страдать, нет больше убийц, притаившихся в засаде, нет больше ни злых языков, осуждавших ее без всякой жалости, ни порочащих слухов и сплетен, имевших целью загубить ее репутацию.

В феврале 1994 года шестидесятичетырехлетняя Джеки, все еще красивая и обворожительная, узнаёт, что у нее рак лимфатических желез. Она ложится в больницу, проходит курс химиотерапии, затем, когда становится ясно, что болезнь неизлечима, просит отпустить ее домой. И составляет завещание, которое американский экономический журнал «Форбс» назовет образцовым. Она никого не забыла: в завещании упомянуты все, кто любил ее, все, кто служил ей. Свое имущество она оставляет главным образом Джону и Кэролайн, однако часть его достанется племянникам и внукам, а еще — фонду Кей-Джи (от «Кэролайн» и «Джона»), который будет финансировать «различные проекты, имеющие целью духовно возвысить человечество или облегчить его страдания». Таков был ответ Принцессы тем, кто при жизни называл ее жадной и эгоистичной!

В четверг, десятого мая 1994 года, окруженная детьми и близкими, Джеки уходит из этого мира. Американский народ скорбит: он потерял свою королеву, свою принцессу, свою герцогиню. О ней одной было написано и успешно реализовано больше газетных статей, сценариев и книг, чем обо всех царствующих династиях мира. Но свою тайну она унесла с собой. Так она в последний раз обвела вокруг пальца своих поклонников и своих хулителей.

Где-то в немыслимой вышине красивый мужчина довольно потирает руки, достает свой лучший костюм — белый, из габардина, — причесывает густые черные волосы, придирчиво разглядывает свой золотистый загар и поправляет галстук: скоро он наконец встретится с дочерью. Как давно он ждет ее, как давно наблюдает за ее жизнью там, на земле! Он раскроет ей объятия и от души похвалит ее. Ведь она отлично усвоила его уроки, заставила весь мир затаив дыхание следить за ней. «Когда ты на людях, детка, сокровище мое, представь себе, будто ты на сцене, позволяй всем вокруг глазеть на тебя, но никто не должен понять, что у тебя на уме. Никому не раскрывай своих секретов. Будь замкнутой, неприступной, отстраненной, — так ты всегда, до конца своей жизни, будешь загадкой, манящей звездочкой, красавица моя, чудо мое, королева моя, принцесса моя…»

Жаклин Бувье Кеннеди Онассис была похоронена рядом с Джоном Фитцджеральдом Кеннеди на Арлингтонском кладбище. «Какое красивое место, я хотела бы остаться тут навсегда», — сказала она, когда на это кладбище доставили прах ее убитого мужа. Там же лежат ее дочь, родившаяся мертвой, и сын Патрик, проживший всего три дня.

Она стала частью мифа Кеннеди.

Она сама отчасти создала этот миф и всячески старалась поддерживать его. Если представители клана Кеннеди, несмотря на все их злоключения, по сю пору остаются легендой, этим они во многом обязаны несгибаемой воле, благородному достоинству и тонкому историческому чутью Жаклин Бувье, никогда не отступавшей перед злой судьбой. Беды и несчастья так и сыпались на эту семью (Уильям Кеннеди Смит, один из племянников Джеки, был обвинен в изнасиловании и в последний момент оправдан судом), но Джеки не опускала руки. Она боролась. Она была гордым знаменосцем клана, который распадался за ее спиной. Старый Джо знал, что делал, когда уговаривал сына жениться на этой девушке, такой утонченной, такой обворожительной. По сути, глава клана выбрал себе преемника.

Но, согласившись стать «Кеннеди навсегда», Джеки расставила себе ловушку. Она превратилась в пленницу своей легенды и так и не сумела от нее освободиться. А подлинная сущность Жаклин Бувье осталась нереализованной. Она, прирожденная индивидуалистка, натура творческая и самобытная, вынуждена была загнать себя в жесткую, раз и навсегда отлитую форму. Она себя искалечила. Но не хотела, чтобы люди догадались об этом, и еще туже стягивала на себе невидимый корсет. Жила, словно стояла по стойке «смирно». Окружающие должны были видеть только непроницаемую, загадочную личину. Она была вознаграждена за принесенную жертву — ее превратили в живую икону. Но зададимся вопросом: действительно ли она хотела для себя такой необыкновенной судьбы?

Я так не думаю. Она была глубже, сложнее, чем глянцевая картинка, которую нам подсунули вместо нее, которая служила ей и щитом, и спасательным кругом. Ведь нередко ей случалось заблудиться в собственном душевном лабиринте: она любила власть, но предпочитала оставаться в тени, была от природы авантюристкой, но боялась остаться без защитника; у нее были запросы прогрессивной интеллектуалки и привычки мещанки, она разговаривала тоненьким детским голоском, но в случае несчастья обнаруживала стальную хватку; прикидывалась светской львицей, но читала Сартра. В ней одновременно уживалось слишком много женщин. И порой, раздираемая на части противоречивыми устремлениями, она застывала на месте, не в силах справиться с собой, не зная, куда двинуться дальше. В такие моменты она становилась глупой и ограниченной, мелочной и злой. И винила во всем мужчин. Ей казалось несправедливым, что вся власть в обществе принадлежит им, что без их участия нельзя сотворить историю ее жизни. Она выбрала самых влиятельных, самых знаменитых (она была слишком гордой, чтобы выбрать для себя легкую добычу) и заставила их заплатить за это. В прямом смысле слова. Сколько на свете женщин, несчастных, обманутых, униженных, которые мстят за себя таким же образом?