Консул делал вид, что спит. Полковник сидел с посиневшим носом, переводя рачьи глаза то на отца Доминика, то на меня. Смиренный слуга церкви произнес речь, закончил ее громко и гордо, но потом вдруг устыдился своей гордыни, кротко опустил глаза и стал задумчиво перебирать четки.
— Вы извините меня, мсье ван Эгмонт, — проговорил он мягко, — я слишком много говорил и нескромно похвалил нашу деятельность в Африке. Простите.
— Верно! Верно! — брякнул вдруг полковник. — Они до черта заняты, ван Эгмонт. С одной полицией здесь не управиться: все негры — сифилитики, пьяницы и воры. Ате, которые ими еще не стали, скоро будут. Но поповское воспитание дело бесполезное: сколько жук в дерьме не трудится, его шарики, все одно, остаются дерьмом. Причина проста: эти черные идиоты по-настоящему, всерьез верят в исповедь и в отпущение грехов. Шесть дней греши, в воскресенье исповедуйся — и дело в шляпе! Начинай крутить шарманку сначала! Отец Доминик, не спорьте: здесь ваша братия просто деморализует народ. Нет на свете хуже человека, чем крещеный негр, особенно воспитанник миссионерской школы для незаконнорожденных детей местных белых. Жизнь здесь дорога и скучна, личный гарем — самое дешевое и доступное удовольствие. Приплод наши белые сдают на выращивание в миссионерские приюты с последующей сдачей потребителю. Вы видели здесь на улицах шествия этих оборванцев с монахами или монахинями во главе? Это резерв для набора сотрудников нашей администрации — будущие черные санитары, фельдшеры, квалифицированные рабочие, чиновники и учителя. На все сто процентов, верующие — канальи, каких свет не видел! Не спорьте, достопочтенный отец, и даже не пытайтесь!
Горячий дождь вдруг прекратился. Выглянуло веселое солнце. Сразу стало легче дышать. Но ледяное виски подожгло мозг, и, молча вертя стакан в руках, я думал.
Пустые деревни… Человеческие кости по обочинам дорог… Я стою в кювете над еще теплым трупом и раздумываю под непрерывный стук мотыг. Люди, выгнанные из деревень, чинят дорогу и мост… вот женщина ползет в кусты с ребенком, завернутым в большой лист банана… Какое у нее лицо! Ах, какое лицо… Когда наша машина показывается на возделанном поле, повторяется обычная история: те из работающих людей, кто стоял ближе, бросают мотыги и вытягиваются в положение «смирно», а те, кто подальше — бегут в кусты. Я иду по маленькому делу, из-за зелени вижу присевших там людей: на их лицах написан животный и тупой ужас! Ни возмущения, ни презрения — только панический ужас человеческого существа перед непреодолимой силой природы или перед зверем, оскалившим зубы… Пот на лбу, посеревшие лица, эти бессмысленно раскрытые рты и потерянные глаза — этого не забыть! Каковы же должны быть условия их существования, если один вид белого человека вызывает такой страх? Независимо от того, кто он такой… да и кто такой в самом деле этот белый человек в шлеме на африканской дороге. Это бесконечно отвратительно…
Вот солдат придерживает за волосы стоящую на коленях беременную женщину с выбитыми зубами, и кровь стекает на ее вздутый живот. Солдат, принявший меня за шефа кантона, рапортует, что он разбил ей морду за плохую работу. Я смотрю в эти честные глаза солдата и женщины с чувством стыда и неописуемого унижения… Какая мерзость…
Разве я ехал сюда для этого? Я, слава Богу, не колонизатор. То, что я вместе с ними еду, еще ничего не значит. Они — одно, я — другое. Так почему же я так страдаю?
На палубе люди снимают с голов и плеч листья, которыми они прикрывались от дождя. Наконец слышится смех. Это носильщики, им раздали пищу, они счастливы.
— Господа, — подходит к нам капитан, — хотите увидеть маленькое представление, гладиаторский бой, но не в римском Колизее, а на берегу Конго? За остановку судна с четырех человек возьму немного — четыреста французских франков, по сто франков с каждого, мсье? Предупреждаю — зрелище не для нервных!
— Я уже видел, это надоело, — кряхтит полковник, мельком взглянув на усыпанную крокодилами отмель.
— Я тоже! И я! — говорят отец Доминик и мистер Крэги и добавляют: — Но ван Эгмонту обязательно нужно посмотреть. Это выглядит так по-африкански!
— Я не понимаю, в чем дело, право… Вот деньги за всех, капитан. Давайте ваш конголезский Колизей!
Движение руля, и суденышко осторожно подходит совсем близко к берегу, прямо к песчаной косе. Капитан спускается на палубу, подходит к группе сидящих на корточках носильщиков и рассматривает их сверху вниз.
Читать дальше