Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

— Взгляните-ка, отец Доминик. Это номера парижской газеты «UIntransigent» за 20 июля — 17 августа прошлого 1934 года. Случайно нашел их у одного торговца в Форте Лами, заинтересовался и купил. Здесь напечатана серия статей Марселя Соважа под общим заглавием «Секреты Французской Экваториальной Африки». Читайте вот здесь, я держу палец. Ну, видите? В 1911 году население этой обширной колонии, занимающей самую середину Черного континента, составляло 12 миллионов человек, в 1921 году — уже 7,5 миллионов, в 1931 году — 2,5 миллиона. За двадцать лет французского господства исчезло 80 % населения. Через пару лет здесь не останется ни одного туземца. Сухой термин депопуляция — обезлюдение, для меня приобрел живой и страшный смысл, тем более после того, что я видел на пути из Сахары до берегов Конго. В таких случаях говорят: «это коммунистическая пропаганда», но в данном случае пишет враг коммунистов, ведь эти статьи написал и опубликовал столь ужасные данные реакционер и консерватор — честный человек и французский патриот.

Я помолчал. Отец Доминик продолжал кушать. Ровно шуршал мелкий дождь.

— Куда же девались эти несчастные люди?

С кроткой улыбкой монах продолжал молча уплетать жареную рыбу. Воцарилось неловкое молчание.

— Святой отец потерял дар речи: он ест. А потом будет еще и пить. Ему некогда. Я отвечу за него, — полковник Спа-ак грузно повернулся в кресле ко мне.

Он задыхался от влажной жары, но искушение сказать что-то неприятное французскому миссионеру было слишком велико. К тому же старый африканский вояка любил шутить.

— Ну слушайте! — он сделал паузу и потом отчеканил: — Все черномазые у французиков сдохли!

Полковник затрясся от смеха. Но смех в этом климате — труд и тяжелая нагрузка, и весельчак скоро изнемог.

— Черномазые сдохли или разбежались, ван Эгмонт, — отдохнув, начал он. — Поверьте полковнику королевской бельгийской армии. Отец Доминик — француз и монах, он забьет вам голову разной чепухой, а я — бельгиец и солдат. Я отвечу прямо. И у них, и у нас главные виновники депопуляции — попы. Это их заслуженный «успех». Да. Это они запрещают многоженство, воюя против кормления грудью детей до четвертого года жизни, и благословляют трудовую повинность беременных и кормящих матерей.

Полковник выпил стакан ледяной воды с коньяком, приободрился и подмигнул в сторону отца Доминика.

— Молчит? А? Еще бы! Здесь до рабочего возраста доживает процентов тридцать всех туземцев. Понимаете, ван Эгмонт: чтобы на работу или в строй вышел один, нужно, чтобы двое умерли раньше. У них осталось два с половиной миллиона взрослых? Значит, для этого умерло пять миллионов детей. При здешних условиях питания единственный выход — до четвертого года жизни кормить детей грудью, вот тогда организм ребенка окрепнет и приспособится к существованию. А чтобы не пропало молоко, женщина перестает быть женой, она как женщина на три года выходит из строя и превращается в дойную корову. При здешнем темпераменте муж должен иметь много жен, чтобы всегда на ночь иметь самку и обеспечить семье приплод. Негры это знают. Многоженство на экваторе — железная необходимость. Единственная возможность рекрутских наборов и воспроизведения рабочей силы. Но проклятые попы из религиозных соображений разрушили большую негритянскую семью с ее тысячелетним укладом. Многоженство пахнет мусульманством, а мы же — христиане. Кормление грудью взрослых детей — также неморально, оно, видите ли, оскорбляет наши тонкие чувства. А принудительные работы? Гуманные попы не возражают против того, чтобы на работы гнали беременных и кормящих матерей. И правильно! Здесь решительно все женщины или беременны, или кормят: кончат одно, начинают другое. Вопрос стоит прямо: либо допускать женский труд, либо нет. Мы, военные администраторы, говорим «да» потому, что женщин легче гнать из деревень, они реже бегут, не накладывают на себя руки и, главное, работают лучше мужчин. Мужчины здесь — охотники или скотоводы, они к длительному труду не привыкли, а женщины с детских лет трудятся в поле и дома. Мораль осталась в Европе. Здесь Африка. Я — колонизатор и честно говорю об этом. К чертям вредное притворство! Но попам-то и нужно было возвысить свой голос из соображений христианской любви к людям. Так нет: они заботятся о тряпках для женщин. Ван Эгмонт, попы — наши помощники. Но попов я ненавижу. Тьфу! — старый служака в сердцах плюнул, выпучив рачьи глаза на монаха, уничтожившего крупную рыбу и теперь смиренно и деликатно прихлебывавшего вино.