Тимофей Гнедаш - Воля к жизни

— Федоров! — протягивает мне руку генерал.

— Дружинин! — рекомендуется подполковник.

— Что же это вы, доктор, — с упреком говорит Федоров, — двинулись на «ура» по населенным пунктам? Надо было известить меня, затребовать конвой, повременить в соединении Бегмы. Вас я, конечно, меньше виню, вы новый человек, но от Кравченко не ожидал такого легкомыслия. Имейте в виду в следующий раз: даже когда немцы не рискуют сюда соваться, они забрасывают по селам свою агентуру, вроде этого мерзавца «помощника Геббельса». Он мог не только болтать, мог и выстрелить из-за угла.

— Вы член партии? — спрашивает Федоров.

— Да, коммунист.

— Хирург? Это хорошо — хирурги нам особенно нужны. Не робейте — поможем вам в работе. Вероятно, страшновато немного было, когда летели сюда?..

Он смотрит на меня веселыми, проницательными глазами. Под таким взглядом невозможно говорить неправду.

— Признаться, и это было, — отвечаю я. — Но, как говорит пословица, волков бояться — в лес не ходить.

— Да, это так. Но… не всякая пословица справедлива. Есть еще пословица: с волками жить — по-волчьи выть… Мы, правда, живем в лесу, с волками рядом, но волками выть не собираемся. Не думайте, не только трудности ожидают вас. Как коммунист и как врач вы многому научитесь, работая здесь. И та помощь, какую вы дадите в наших условиях, будет особенно ценна… Ну, рассказывайте, что видели по дороге, как вас люди встречали по селам?..

— Даже не ожидал, что так приветливо будут встречать.

— Прекрасный здесь народ! — оживляется Федоров. — Почти не видели Советской власти, жили веками под панами, а тут немцы и эта мерзость — националисты. Террор, клевета на Советский Союз. А народ сохранил чутье к тому, где правда… Ну, а как в быту? Больных осматривали по дороге?

— Бедность ужасная. Говорят, за весь свой век не видели доктора. Не умеют читать.

— Ни докторов, ни тракторов. Вот, Владимир Николаевич рассказывал, — кивнул в сторону комиссара Федоров, — когда в 1939 году стали организовывать здесь колхозы и привезли тракторы, на них за сто километров сбегались смотреть. Крестьяне шарахались от испуга, когда трактор начинал пахать..

— Здесь и помещики не имели тракторов, — добавляет Дружинин. — Не было расчета заводить машины. Голодных, безземельных батраков, дешевых рук было сколько угодно…

— Докторов действительно многие из них за весь свой век ни разу не видели, — продолжает Федоров. — Жили предоставленные самим себе. Думаю, что даже в наших трудных условиях мы сможем оказать медицинскую помощь населению. Ведь это кровное наше, партизанское дело — помогать народу. Как вы думаете, доктор?.. Что же мы, однако, стоим? Сядем.

Садимся на сухое бревно под дубом.

— Чем интересовались селяне? О чем спрашивали вас?

Рассказываю о дорожных встречах. Федоров и Дружинин часто оживляются, задают вопросы. Даже то, что казалось мне мимолетным, несущественным, имеет, оказывается, интерес для командования. Рассказываю о старосте Довгане, о его осторожной манере отмалчиваться и делать вид, что он не слышит, Федоров и Дружинин переглядываются с усмешкой.

— Вы, доктор, откуда родом? — спрашивает Дружинин.

— Я из Прилук.

— Черниговский! — восклицает Федоров. — Так мы с вами почти земляки. Я много лет проработал на Черниговщине.

— И я там долго работал. И, кажется, видел вас где-то, — улыбается Дружинин.

— Скажите, доктор, а когда вы ехали сюда — у вас было хоть приблизительное представление о том, что именно вас ожидает, в каких условиях придется вам работать? — спрашивает Федоров.

— Перед вылетом я встречал в Москве Яременко, Емельянова… Кое-что они мне рассказали…

— Значит, видели Емельянова? — оживляется Федоров. — Как он себя чувствует, как его здоровье? Поправляется? Замечательный человек. Он пришел к нам в соединение беспартийным, фельдшер с небольшим опытом, а как работал! Он рассказывал вам о летчиках? А говорил, как на санях мы возили за собой всю весну раненых и Емельянов лечил их на морозе? Не хватало инструментов, медикаментов, перевязывал холстом, оперировал пилой-ножовкой. И не только наших раненых лечил, помогал населению. Как сейчас, помню эту крестьянскую девочку Клаву — так ее, кажется, звали, Владимир Николаевич? Ей раздробило ногу осколком, и наш партизанский фельдшер Емельянов ее спас. И сестер он обучал, и продукты доставал по деревням, и перевязочные материалы для раненых. Но, конечно, по-настоящему развернуть медико-санитарную службу не мог — слишком многого для этого тогда не хватало.