Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

Бычков смотрел на него с понятным удивлением:

— Ну, ты даешь! Пока нигде, насколько я знаю, нет такого факта, когда спускают озеро, а на дне устраивают огород.

— Есть. У нас, на рязанской земле, когда в начале тридцатых пришел голод, так спускали воду из прудов и засевали. С неплановой площади продукция обложению не подлежала, вот и кормились неделю-другую всей деревней.

Перед рассветом нового дня они пошли к трассе, чтобы явиться в лагерь на обязательную отметку. Доехали, показались и, чтобы не попадаться на глаза оперчеку, убрались восвояси, благо питание получили сразу на десять дней.

Шли от трассы по своему следу, спешили, побаиваясь — не обокрали бы их палатку, но в эти места из инвалидного лагеря никто не доходил, поскольку весь лес давно был вырублен. Отдохнув, они с какой-то приподнятостью взялись за отбор почвенных проб, за съемку. Удача всегда окрыляет, тем более в таком неожиданном образе.

Алексей Бычков, улегшийся чуть раньше, вдруг поднялся и сказал:

— Слушай, тут близко есть навоз. Я вспомнил!

— Я тоже помню, — Сергей засмеялся. — В инвалидном. Но они и сами…

— Нет, в другом месте. Знаешь, когда мой этап прибыл, нас с теплохода снимали и волокли волоком, такие были никудышные: три дня не кормили, стояли: японцы задержали в проливе Лаперу-зы. Трюм закрыли, держали, пока не сняли запрет и не прошли чужие воды. Ну, мы и оголодали. Стаскивали в Нагаево — и на пересылку. Неделю кормили, на прииски таких не брали. Доходяги. И я с полусотней других оказался где-то вот здесь, на лесозаготовках. Дрова пилили для города. Там конюшня была на сто голов. Это же три с лишним года назад, сколько теперь там навоза — навалом! И до совхоза меньше сорока километров. Машины из тайги в город часто идут пустые, можно нагружать — и сюда. Или на Дук-чу. Только проверить надо, есть ли та лесозаготовка.

Морозов помолчал, потом грустно сказал:

— Что-то нам с тобой очень везет, Алеша. Даже страшно. Везение часто бедой отзывается.

— Ну, тоже страсти! Я тебе о деле, а ты в мистику. Впрочем, понимаю, у тебя же всего ничего до свободы, волнуешься. Ты спокойней, все будет ладно, отпустят и пинка в зад дадут, езжай, куда хочешь!

— Твоими бы устами, да мед…

Утром Морозов сказал:

— Поедем на эту лесозаготовку! Посмотрим, пощупаем, как говорят торгаши.

— Оберут нашу палатку соседи, они же голодные…

— Ты погляди на долину. Вся дымится от мороза. Разливы на наледях. Кто рискнет через воду? Ты знаешь, как взрываются бугры наледные. О-о! Как из пушки! Льдины во все стороны. Я видел. А с трассы воры тропу нашу не углядят, мы ее можем и засыпать.

Мороз за ночь окреп, приходилось вставать и подкладывать в печку каждый час, хотя вся палатка и была завалена снегом. Воду согрели еще потемну, позавтракали и потопали на трассу, закрывшись рукавицами, чтобы не обморозить лицо. Стояли долго, никто не сажал, потом нашелся добряк, притормозил, они тесно уселись в кабине, расщуровали печурку и сказали — докуда. Шофер как раз ехал туда за дровами, повезло.

Упал густой туман, поехали тихо, чтобы не врезаться во встречные машины. Включили фары, мигали. Шофер тихо матерился: что за погода? Сказал неуверенно:

— Где-то здесь должен быть поворот. Глядите в оба, хлопцы, а то проедем, время потратим.

— Далеко еще? — спросил Бычков.

— Вроде вот тут.

Машина пошла еще тише, шофер высунулся, осмотрелся и рывком свернул налево. В таком тумане, поднявшемся над этим уже значительно возвышенным местом, дорога и лес по сторонам трассы выглядели призрачно, словно в подводном царстве. Теперь ехали по узкой лесной колее. Мохнатые от насевшей мороси лиственницы казались грустными и необычайно высокими, они прокалывали само небо. Колея спускалась, виляла по сонному, замороженному лесу, просека трудно просматривалась. И когда вдруг блеснули электрические фонари, душа повеселела, хотя эти фонари освещали не что иное, как зону. Машина прошла мимо проволоки. Показался бревенчатый дом.

— Вам сюда, хлопцы, — Сказал шофер. — Управляющий здесь живет.

— Как звать — не знаешь?

— Фамилия у него Мацевич, а вот имя не знаю. Скажет. Он, поди, дома. Спит. У него это запросто. Сядет, разговаривает, посмотришь — уже посапывает. Та еще работенка. Вы не больно долго, я погружусь за час — и обратно. Обождите, если что, у этого Мацевича, расскажите ему байку-другую, он уже одичал в одиночестве.

И поехал грузиться.

Из деревянной высокой крыши в небо нацелилась железная труба, белый дым над ней сливался с туманом. Сергей постучал и раз, и другой. Никто не ответил. Тогда они с Бычковым вошли в незапертую дверь. Комнатуха была без прихожей, гудела печь, а на топчане посапывал мужчина с рыжеватой бородой до самых глаз. Под боком у него спал щенок, он пробудился, сонно оглядел вошедших, хотел было залаять, но вместо этого широко зевнул, спрыгнул и только тогда залаял без всякой злобы, поздоровался.