Борис Тихомолов - Небо в огне

Концерт закончился. Все расходились уставшие и от работы, и от смеха, но очень, очень довольные.

- Хорошо, хорошо, молодцы! - растроганно говорил Гусаков. - Ну, теперь очередь за второй эскадрильей. Трудно им будет, трудно.

Самодеятельность! Это была прекрасная находка, отличный выход из скуки.

Новый год

А линия фронта двигалась на запад без нашего содействия, и это было для нас обиднее всего.

Мы сидели, прижатые погодой: туманы, низкие облака. А тут еще шалят какие-то бандеровцы. Расправляются по ночам с сельскими активистами, терроризируют население, обстреливают из лесу взлетающие самолеты.

Однажды, прилетев с боевого задания, я вылез на крыло, и мне говорят: "Товарищ командир, что это у вас там сзади, на парашюте белеет?"

Снял парашют, глянул: "Ого! Вот это да-а-а!" - девять дырок в парашюте! Кто-то полоснул из автомата, а я и не почувствовал.

Дело плохо. Гусаков задумался. Если так пойдет дальше, они распояшутся совсем, и летчиков побьют, и самолеты пожгут.

Разработали план, наладили разведку. И однажды под утро подняли нас потихоньку, и полк, вооруженный гранатами и автоматами, пошел в оцепление к соседнему лесу, через который проходило шоссе.

Подошли, залегли в неглубоким снегу, ждем артиллерийского огня из зениток, развернутых к наземному бою. Им удобно стрелять - они наверху, на плато, и оттуда все видно, и снаряды класть хорошо - через нашу голову.

Лежим, молчим. На лицо падают редкие снежинки. Черной стеной стоит лес, и там тишина. Вдруг слышим: телеги стучат, и кони фыркают. К начальнику разведки капитану Одинцову кто-то подбежал, бросил впопыхах: "Едут!" Одинцов поднял ракетницу: п-пах! - полетела зеленая ракета! И в тот же миг с аэродрома, один за другим помчались прямь на нас огненные шарики, с шипеньем пронеслись над нами и где-то за лесом: бу! бу! бу! - стали рваться, и с аэродрома донеслось запоздалое: ду-ду-ду! ду-ду-ду!..

Постреляли с минуту, пока Одинцов не дал вторую ракету - красную. Тогда по команде "Огонь!" мы вскочили и из автоматов в лес: р-р-р-рах! р-р-р-рах! р-р-р-рах! - и потом: "Уррра-а-а!" - побежали к шоссе. А там обоз, и никого нет, только телеги опрокинутые и лошади носятся с обломанными оглоблями.

Собрали трофеи: десятка полтора повозок, переловили коней, запрягли кое-как, поехали.

Трофеи оказались богатыми: оружие и продовольствие, главным образом консервы в яркой заграничной упаковке.

В конце декабря перелетели на новую точку. Уже севернее, в Белоруссию, на Неман. Наконец-то вырвались из грязи! Крупное село: школа, больница, баня, костел, солдатские казармы и тайный увеселительный дом. Здесь раньше польские паны хозяйничали, стоял пограничный гарнизон. Теперь стоим мы двумя полками. И опять непогода!

Наш командир получил звание полковника и стал командовать дивизией, оставаясь пока и командиром нашего полка.

Подступал Новый год, и Гусаков задумался, помрачнел. Никогда эти праздники для воинских частей не проходят без ЧП. Как ни смотри, какие меры ни принимай, все равно что-нибудь да случится!

А тут еще под праздник вздумал командир реформу провести. Из третьей эскадрильи перевел командирами звеньев в другой полк двух летчиков и вызвал меня:

- Хочешь быть заместителем командира полка? А я не хотел. Я мечтал, если жив останусь, вернуться в аэрофлот, и военная карьера меня не соблазняла.

- Нет, - сказал я. - Не хочу.

- Тогда вот что, - сказал он, подумав. - Одного твоего командира звена нужно перевести в третью эскадрилью. Кого - подумай сам.

Я даже губы прикусил от душевной боли. Да кого же я отдам?! Я сжился с ними, сросся, и отдать кого-то - это все равно что палец отрубить! Да и как я могу нанести человеку моральную травму? Сказать: возьмите Шашлова или возьмите Ядыкина! А что тогда подумает тот, про кого я так скажу? "Значит, я плохой?! Чем-то хуже того или другого?!" - И законно обидится. А я не мог никого из них обидеть. Не имел на это никакого морального права: мои ребята были все хорошие! А тут - отдай, да еще сам!..

Я обескураженно молчу минуты две. Гусаков терпеливо ждет.

- Ладно, - говорит он. - Я вижу: тебе тяжело определить самому, кого отдать. Тогда я сам...

- Нет! - почти закричал я. - Нет!.. - И взмолился: - Товарищ командир, прошу вас, не берите никого! Неужели это так обязательно? И именно у меня?

- Видишь ли, - сухо оказал Гусаков, видимо, вспомнив нашу давнишнюю размолвку. - у каждого командира свои соображения. У меня свои. И здесь, в полку, а теперь и в дивизии, я вправе поступить так, как мне это нужно, для пользы дела. Итак, я выбираю сам..