Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика

- Ух ты! - выдохнул Яша и с досадой швырнул недокуренную папиросу. - Ну и дела!

День был воскресный. Издалека доносился перезвон колоколов. У перекрестка задержались: дорогу преградил военный обоз. Остановились и другие пешеходы. Вдруг сквозь грохот обозных телег я слышу за спиной обрывок фразы: "...Чехи заняли Симбирск, Бугульма в кольце, вот-вот будут здесь... Это точно, зять рассказывал..." Я оглянулся. Старичок в чиновничьей фуражке и черной накидке, встретившись со мной взглядом, умолк и как-то сжался. Его спутница испуганно посмотрела на меня.

Обывательские слухи опережали события. А события развивались явно не в пользу молодой Советской власти. Поддерживаемые и вдохновляемые империалистами, белогвардейцы пытались взять в клещи центральные области республики. На юге страны собирали силы генералы Краснов, Корнилов, Деникин. В оренбургских степях еще давали о себе знать остатки разгромленных банд Дутова. Кулацкими восстаниями были охвачены десятки деревень Поволжья. Положение усугублялось контрреволюционным выступлением чехословацкого корпуса.

Вслед за Самарой контрреволюция подняла голову и в соседних губерниях. В самой Самаре после ее захвата белочешскими легионерами было создано правительство Комуча (Комитет членов Учредительного собрания), провозгласившего себя верховной властью всей России.

А теперь враг, захватив многие города Самарской, Саратовской и других губерний, подходил к Бугульме, угрожал Симбирску...

Кожевников рассказывал о положении на фронте, но мои мысли то и дело возвращались к тому времени, когда я учился здесь в ремесленном училище и мечтал стать железнодорожным машинистом.

На главной пожарной каланче отбили время, и я вспомнил наши встречи с Аней возле этой каланчи...

Мы как раз шли по улице, на которой жила Аня. Хотелось остановиться у ее дома и спросить, не вернулась ли она, но я постеснялся Кожевникова и только с надеждой смотрел на окна, а вдруг увижу ее...

Недалеко от вокзала навстречу нам двое в полувоенной форме с револьверами в руках вели арестованного. Мне показалось, что это бывший начальник бугульминской полиции. Я остановился. Так и есть: этого человека с узким лбом и хищным выражением глаз ни с кем спутать было нельзя.

- Чего глазеешь? Кто такой?! Проходи! - крикнул шедший впереди конвоир.

- А ты что за птица, чтобы допрашивать? - резко ответил я.

- Брось цепляться! Мы на вокзал торопимся, в Симбирск надо, примирительно сказал Кожевников конвоиру.

- В Симбирск? - не унимался тот. - А в Бугульме что забыли? Стой, контра! Показывай документы!

- Это кто контра? - не сдержался уже и Кожевников. - Я представитель Самарского ревкома. А этот товарищ - со мной. Ты-то сам кто такой?

Кожевников вынул мандат и показал его конвоиру.

- Читай, читай, да скажи спасибо, что времени у нас в обрез, не то познакомили бы тебя с Просвиркиным.

Только сейчас мы заметили, что оба конвоира под хмельком.

- Мы при служебных обязанностях, нам не положено задерживаться, попытался выручить товарища молчавший до сих пор второй конвоир. - А ну, шагай проворней! - ткнул он арестованного в спину рукояткой револьвера.

И мы разошлись в разные стороны. Но Кожевников долго не мог успокоиться.

- При таком деле пьяница и дурак опаснее врага. Контру выловим, за это я ручаюсь. А вот как быть с дураками, пока никто не знает! Боюсь, долго еще придется возиться с ними...

На крохотной привокзальной площади было полно мешочников, спекулянтов, демобилизованных и возвращавшихся из немецкого плена солдат, голодающих из Петрограда и Москвы.

На первом пути - небольшой, вагонов в пятнадцать, воинский эшелон. Из паровозной трубы валит дым. У вагонов красноармейцы. Командир, уже немолодой человек, в помятой фуражке, с расстегнутым воротом, надрывается от крика:

- Мой приказ должон выполняться без промедления! Что у нас получается, товарищи? Ежели подобру не соглашаетесь, ставлю на голосование...

- Что здесь происходит? - спросил Кожевников у красноармейца, сосредоточенно вертевшего самокрутку и не обращавшего внимания на командира.

- А то и происходит, что уговаривает идти на ту сторону железки, скользнув безразличным взглядом по Кожевникову, ответил красноармеец. - Не успели оставить ашалон, а он посылает охватывать фланг белых.

- Да ты толком скажи, о чем спор? - не понял Кожевников.

- Я ж тебе русским языком и сказываю: командир требует пешедралом обхватывать фланг белых. А какой резон нам свои вагоны бросать? А ежели беляки нас обхватят, тогда что - панихида? Я, брат, с шестнадцатого года воюю. Всякого насмотрелся.