Гильдебрандт-Арбенина Николаевна - «Девочка, катящая серсо...»

«Кино-дядя» Николай Панов женился на Нине Робертовне Таировой (по сцене). Она была урожденная Шернваль, и в ее предках были Эмилия и Аврора. Мама была дружна с тетей Ниной.

Дядю Костю все обожали, я слышала много самых восторженных отзывов о нем от киноактеров — у него были какие-то буйные эскапады, известные всей Одессе (там была кинофабрика). Но тетя Нина говорила мне, что семейная их жизнь была очень счастливой.

Неудачником был дядя Сергей. Ничего не вышло из его живописи, и женился он на цирковой, легкомысленной женщине. Потом он заболел. Он был умным и начитанным, но не обладал компанейскими свойствами братьев. Дядя Александр отдал всю жизнь балету, но в личной жизни вообще был счастлив. Жена его обожала, ее родственники (Поляковы) были очень богатые люди, у них в Москве и в имениях всегда бывало очень весело. Я помню в детстве красивый парк в Никольском, горку с розами на солнце, олеандр в оранжерее и множество лисичек на окраинах парка.

Тетя Маша, неглупая женщина, не обладала вкусом, и мама говорила, что даже кроткая тетя Саша, на вопрос о туалете Марии Никаноровны на каком-нибудь вечере, говорила: «Ну, Маша, та, конечно, придворной дамой из оперы».

Папа брал Александра в некоторые поездки, причем дико волновался, выступая в маленьких ролях в драме. Брали и Прова Садовского, которого прозвали маминым пажом.

Самое прекрасное впечатление осталось у мамы о Чайковском. Он хвалил ее всегда, когда приезжал на премьеры брата Модеста в Москву.

Для мамы переезд в Ленинград был вряд ли счастливым. Внешне она из очень тоненькой девушки («жимолость», как ее звала Федотова), казавшейся, несмотря на рост, девочкой, превратилась в полную женщину с красивым русским лицом. Но у нее был несильный голос, и ее любимые роли у нее отпали. В Ленинграде она играла Аксюшу в «Лесе», интересную роль Лауры («Бой бабочек»), Адды («Гибель Содома»), жены в «Дикарке», Анны в «Шутниках». Охотно и удачно играла Машу в «Чайке». Ей удавались характерные роли — Настя «На дне», <���нрзб> в «Петербургских трущобах». Дебютировала она в «Иоланте» — в которой очень нравилась, и потом перебивала успех у Савиной в роли Раисы в «Выгодном предприятии», хотя Савина в роли Ольги, по словам мамы, была выше всех похвал.

Савина сделала много зла маме своими интригами, но «по человечеству» оказалась хорошим товарищем. После смерти папы первая телеграмма была от Савиной. По мнению мамы, многие роли Савиной были очень плохи, но иногда она была «потрясающей». Самое неожиданное и чарующее впечатление она произвела на маму в Лизе в «Дворянском Гнезде». Уже немолодая, она была воплощением чистоты и трогательной легкости.

С Комиссаржевской отношения были хорошие, но отец не считал ее первоклассной артисткой и даже считал, что роль Рози подошла бы больше маме. Очень сошлись с Варламовым, которого мама считала величайшим гением и которого выбрали мне в крестные. Большой успех всегда имели гастроли в Польше и провинциальных губерниях. Оттуда меня и «вывезли». Мама восхищалась великолепием и обилием сирени в загородном парке — сирени всех оттенков — и черными лебедями в городском пруду. Из всех городов, где она была, маме больше всего нравилась Варшава. Она хвалила также Тифлис, Ригу, Ревель, Гельсингфорс, Одессу, Вильно, Гродно, Ковно, Витебск. В Польше ей очень фестировали; цветов и конфет были горы; устраивали банкеты (я помню только «A l’honneur de notre charmante hirondelle m-me Panoff» [26] В честь мадам Пановой, нашей очаровательной ласточки (фр.). ). Не совсем удачная работа в Александринке возмещалась этими поездками. Много выступала мама на концертах в женском обществе. Я помню, как она готовила «Бежал Гарун быстрее лани…», «Тополь». Маруся считала ее декламацию не очень удачной.

Помню мамины красивые платья; ангельский капот, брусничное, бледно-голубое с кружевом и черными бархатными лентами для Белугина (?); черное шифоновое, серое суконное, синее с вишневым, бальное сиреневое. Платья были дорогие, парижские и ламановские. В жизни мама одевалась скромно, гладенько причесывалась, никогда не пудрилась.

Из поездок приходило множество открыток и посылок; меня напугала лягушка — очень обрадовала книга «Дюймовочка».

Любимые цветы мамы были ландыши и фиалки, розы, резеда. На Пасху у нас всегда стояли гиацинты среди куличей.

Помню прелестный горшочек в форме большого яйца с ландышем, которое мы подарили вместе с Линой Ивановной на Пасху.

Маруся говорит, что маминым шедевром была роль Фадетты в «Сверчке». Я помню ее в «Марице», она была очень красивой, очень сильно провела сцену истерики и падала в последнем акте, закалываясь, головой — к публике. Помню ее позже — в «Славянке», в «Губернской Клеопатре», <���нрзб> и в Гунгербурге в «Джоннаре» из «Ренессанса». Очень хорошей ролью мамы была, кажется, «Катюша Маслова», которую она играла в Москве, в папиной аранжировке. Она в тот период была внешне воплощением Катюши.