Дмитрий Лихачев - Поэзия садов

Гораздо раньше, еще в 1902 г., А. Н. Бенуа писал значительно решительнее: «Его (Петергоф. – Д. Л. ) часто сравнивают с Версалем, но это по недоразумению. Петергоф так же похож на Версаль, как этот последний на виллу Адриана. Действительно, Петр воспроизвел в Петергофе две-три диковины, поразившие его в Версальских садах, но как раз этих диковин, за исключением Пирамиды, в настоящее время нет и следа. Совершенно особый характер Петергофу придает море. Петергоф как бы родился из пены морской, как бы вызван к жизни велением могучего морского царя. Версаль царит над землей (здесь и далее выделено А. Н. Бенуа. – Д. Л. ) . С высоты тройной террасы, на которой лежит дворец, всюду, куда ни взглянешь, видишь идеализированные земли, реки, поляны, пруды и леса – словом, материк. О море нет и помина. В Версале жил король французской земли. Вот почему и в те дни, когда не бьют фонтаны в Версале, – он не менее хорош, нежели – когда они пущены. Фонтаны (вернее – вода фонтанов) в Версале – изящное украшение, без которого можно обойтись. Петергоф – резиденция царя морей. Фонтаны в Петергофе – не придаток, а главное. Они являются символическим выражением водяного царства, тучей брызг того моря, которое плещется у берегов Петергофа. Самые дворцы в Петергофе имеют особую физиономию. Они приземистые, точно сжались от морского ветра. И вокруг растительность такая же. Нет высоких дубов, как в Царском, или пышных групп деревьев, как в Павловске. Узкой прибрежной полосой тянется Нижний (самый характерный для Петергофа) сад, с его прямыми дорожками, весь пропитанный морскою сыростью, с чахлой листвой, постоянно срываемой суровыми ветрами. При Петре и Елисавете этот сад был еще типичнее – весь стриженый, еще более низкий, еще более приморский. Среди Нижнего сада стоят „голландские“ домики Петра и длинный раззолоченный Елисаветинский дворец, в котором также сохранился, несмотря на переделки Растрелли, первоначальный голландский характер. Возникновение этого кусочка Голландии, это отражение наиболее морской страны в мире на краю нашего огромного земельного государства, – одна из самых удивительных и очаровательных причуд истории… Неизъяснимо прекрасен бывает Большой дворец в светлую, чисто северную летнюю ночь. Особенно хорош на него вид с мостика через большой канал. На фоне тусклого синего неба, тон которого не передать и величайшему колористу, блекло светится длинный желтый фасад дворца и высятся черные ели. Все под ними: иссякшие с вечера каскады, заснувшие фонтаны тонут в сизой сонной мгле. На первом плане белеют мраморы бассейнов. Посреди бьет высокой и полной серебряной струей неустанный Самсон – символ торжества России над северными морскими державами» [214].

Эти прекрасные слова А. Н. Бенуа нуждаются в некоторых поправках. В том, что Нижний сад Петергофа отнюдь не похож на французский классицизм Версаля, не может быть сомнений. Их различие еще и в том, что сады французского классицизма располагаются на большом пространстве, Нижний же сад спускается к морю по-голландски тремя террасами, но и голландским в чистом виде его никак признать нельзя: он для этого прежде всего слишком параден и великолепен. Его символика, связанная с владычеством над морями, торжественна и помпезна. В Петергофе Петр нашел свой стиль, ни на что не похожий. Это триумф России, вышедшей к морю, победившей Швецию и обзаведшейся своим морским побережьем.

С этой точки зрения Бенуа глубоко не прав в том, что он пишет в «Моих воспоминаниях»: Петр, по его словам, в Петергофе «превращается в голландского средней руки помещика, радушного хозяина, любителя цветов, картин, статуй и всяких курьезов» [215].

Бенуа правильно определил присутствие голландского духа барокко в Петергофе, но в «Моих воспоминаниях» он недооценил его специфически петровский размах и петровский характер.

Петр меньше интересовался Францией, чем Голландией, Германией и Англией [216]. Францию он посетил только в 1717 г., видел парки в Версале, Сен-Клу, Марли и Трианоне. Больше всего его заинтересовали два последних. В Версале и Марли его занимала техническая сторона устройства фонтанов.

Таким образом, Петр не был полностью равнодушен к французским садам, но интересует его во Франции в основном фонтанная техника.

13 июня 1706 г. Петр пишет из Пскова П. П. Шафирову:

Min Her.

Как сие писмо получишь, то немедленно приискав в Мастерской палате книги, одну обрасцовую Фантанном, в которой оставлено для прибавки обрасцов порозжих листов половина, другую о огороде или о саду (в) Версалии короля Французского, и пришли в Смоленск чрез почту.