Коре Сарыг на Буланом коне

Крадучись, чтоб никто не увидел и не услышал, вышел он на улицу, оседлал рыжую кобылицу, привязал хомыс к седлу и отправился восвояси.

Только за аал выехал, снова тяжкие думы одолели его, и ехал Агол в глубокой печали. Размышлял о горькой доле сказителя и о счастье быть любимым народом. Все это хотел он пропеть, но кто бы услышал темной и безмолвной ночью его от души идущий хай? Не успел подумать об этом, позади раздался чей-то голос:

— Агол, остановись!

У него все внутри содрогнулось. Даже оглянуться не решился и продолжал ехать. Понужнул рыжую кобылицу, во весь дух пустил. Через какое-то время придержал коня и опять услышал тот же голос:

— Остановись, Агол!

И сразу возле него появился всадник.

Посмотрел хорошенько Агол — это был один из тех двоих, что подъезжали к юрте.

— Кое-как догнал тебя. Не по-людски поступаешь, Агол. Хозяин гор, мой отец, к себе приглашает тебя, хочет твой хай послушать, сказания твои. А ты — на тебе! — сказку не досказал и удирать. Коль так случилось, давай состязаться с тобой. Слезай со своей рыжей кобылы. Будем петь и сказки сказывать — кто кого перепоет, кто кого перескажет.

Сошел Агол с коня. И тот уже на земле.

— Так будем петь. — говорит. — Ты сядешь на той горе, а я вон на той. И будем петь, пока один другого не одолеет.

Разошлись они по холмам, начали петь и сказки сказывать. Три дня и три ночи пели горловым напевом. К исходу третьей ночи у сына Хозяина гор песни истощились.

— Ну, Агол, — признался он, — не смог я тебя перепеть, как ни старался. Твоя взяла. Ты настоящий певец и сказитель. Я тебя нарочно испытывал. Отец так велел. Рассердился он, что не захотел ты ему сказки сказывать, убегать задумал. Если бы ты исполнил его желание, великие блага ожидали тебя. А теперь, Агол, уезжай отсюда и никогда больше не бери в этих местах в руки хомыс, а то худо тебе будет.

В большой тревоге поехал дальше Агол.

Была еще ночь. Ехал он вдоль холмов и услышал вдали человеческий голос. Прислушался Агол. Это кричал богатырь, о подвигах которого он начал и не докончил сказание. Жалобно так кричал:

— Эй, сказитель наш! Почему ты бросил нас в пути? Почему не дал нам довершить наши богатырские дела? Теперь нам вечно страдать в дороге…

Тут только вспомнил Агол завет великих сказителей, что нельзя недосказывать сказку, обрывать на середине. Если такое случится, богатыри, о которых ты пел-рассказывал, обидятся и проклянут тебя. А сам такой сказитель свой талант истощит, и ждет его скорая смерть.

Еще пуще встревожился Агол.

Приехал домой и зарекся никогда не брать в руки хомыс.

Лето прошло, осень прошла. Когда настала зима и потянулись долгие ночи, затосковал Агол, заговорил в нем голос певца: «Зачем сторониться людей и скрывать свой дар? Уж лучше погибнуть, доставляя радость народу, чем зачахнуть в тоске». Так размышлял он, взывая к всевышним чаянам и духам. Никто не отзывался ему, никто не дал совета. Думал, думал Агол и решил не посчитаться с угрозами Хозяина гор. Оседлал рыжую кобылицу и направился по дальним аалам.

Обрадовались люди, увидев снова любимого сказителя, стали зазывать его, как прежде, в свои юрты, просили сказывать сказки. Снова вечерами собирались в тесный круг, слушали его рассказы о подвигах богатырей. Никогда не звучал так его хомыс, никогда не был так звонок голос певца. Не знал он усталости.

То ли забыл Агол про запрет Хозяина гор, то ли снова захотелось ему испытать судьбу, только не миновал он тех мест, где не смог когда-то допеть свою песню.

Не успела рыжая кобылица хайджи на ту землю копыто поставить, как раздался громкий голос:

— Остановись, Агол!

Подъехал к нему сын Хозяина гор.

— Экей-а, Агол. Я же тебе говорил: не заезжай больше в эти места. Не послушался ты. Послал меня Хозяин гор с повелением лишить тебя жизни. Но просто так я тебя убить не могу, так не делается. Можешь ты спасти свою жизнь, если согласишься моему отцу сказки сказывать. Будет тебе тогда большое счастье. Станешь ты самым великим сказителем и не будешь никогда бедным.

И на этот раз отказался Агол.

Рванул тогда с места вороного коня сын Хозяина гор и исчез. Ветер донес его слова:

— Умрешь ты, Агол!

Повернул в великой тоске хайджи к своему аалу. Вдруг что-то в сердце у него закололо, не мог он дальше ехать. Слез с седла, сел возле кургана. Все сильней сковывает боль. Лег Агол…