Анна Никольская: Папатека

Я не знал, как можно меня постричь после вчерашнего. После того, что сделал со мной мой родной папа. Но я не возражал. Меня начал забавлять этот Павлинов. По крайней мере, он не злой и весёлый. А в салоне красоты я ещё ни разу не был.

Там его знали все. Нас встретили, словно дорогих сердцу гостей. Нас целовали и обнимали, нам говорили комплименты и не больно щипали меня за щёки. Потом Павлинов ушёл на какие-то «обертывания», а меня усадили в кресло и стали пристально разглядывать в зеркало. Их было человек пять – тех, кто меня разглядывал, и все они чем-то неуловимо походили на Льва Клементьевича.

– Лысина ему не к ушам! Категорически!

– Он похож на черепаху! Взгляните на этот узкий затылочек!

– О каком затылочке идёт речь? Его же здесь в принципе нет!

Тут я испугался и потрогал себя за затылок. Он был там, где ему и положено. Я облегчённо вздохнул.

– Наращивание. Определённо наращивание!

– Не выдумывай глупостей! Ему подойдёт парик!

– А что, если выкрасить его в номер двести девяносто восемь?

– Это будет чудовищно!

В общем, эти пятеро ещё долго рядились, что делать с моей вопиющей стрижкой. Папа там, наверное, в гробу сто раз за это время перевернулся. Вернее, в саркофаге. В конце концов меня решили просто причесать и причёсывали добрых сорок минут. Я смотрел, как парикмахер, которого звали Рома, задумчиво водит расчёской по моей голове и хмурится, хмурится, хмурится. Чтобы как-то отвлечься, я стал читать журнал, но там тоже всё было про причёски. Скоро Рома возликовал:

– Взгляните на это, а?! – Он развернул меня в кресле и продемонстрировал окружающим.

– Чудесно! Вот что значит профессионал! – затараторили наперебой остальные. – Ты преобразил его до неузнаваемости. Ну, как тебе? – спросили у меня с придыханием.

Я ещё раз посмотрел на себя в зеркало. С тех пор как я уткнулся в журнал, там ничего не изменилось. Я продолжал оставаться наголо бритым мальчиком десяти лет с оттопыренными ушами.

– Красиво, – сказал я, чтобы никого не расстраивать. Они же тут из кожи вон лезут, чтобы угодить моему новому папе.

Рома захлопал в ладоши и чуть не расплакался от благодарности за мой сухой комплимент.

Что делали со мной потом, я плохо помню. Потому что потом в салон зашла наша классная, Анна Емельяновна, и ей стали делать маникюр. Допустить, чтобы она меня увидела здесь, я никак не мог. Поэтому я сосредоточился на том, чтобы стать невидимым или, по крайней мере, неузнаваемым. И когда мне предложили сделать глиняную маску, я с радостью согласился. И на всё остальное тоже – на все эти пилинги-шмилинги и разнообразные косметические процедуры.

Из салона я вышел красивый как бог и голодный как волк. И ещё я твёрдо решил, что туда я больше не ходок.

– Тебе понравилось? – спросил Павлинов и, не дав ответить, добавил: – Теперь ты писаный красавец – весь в меня! – Он с гордостью взял меня за руку и повёл через дорогу на красный свет. В ресторан.

Я ещё никогда не был в ресторане, поэтому очень нервничал. Я нервничал, когда нас встречали у порога и провожали за столик, нервничал, когда усаживался на бархатный стул, нервничал, когда изучал меню величиной с доску для сёрфинга. Но больше всего я занервничал, когда увидел, сколько столовых приборов лежит с каждой стороны моей тарелки. Всего их было десять, и о назначении некоторых я мог лишь смутно догадываться. Хорошо, что заказывать мне ничего не пришлось. Павлинов нашептал что-то официанту на ухо, и тот умчался выполнять заказ.

Нам принесли прохладительные напитки. Я хотел колу, но подали мне холодный зелёный чай. Он пах духами и был такой густой, что в нём стояла ложка.

– Я рад, что ты мой сын, Витя, – сказал Лев Клементьевич, грациозно отпивая из бокала, как настоящий павлин.

– Да? А почему? – спросил я. Честно, ничего особенно радостного в том, что я его сын, я не видел.

– Всегда хотел, чтобы мой сын пошёл по моим стопам!

– Но я не собираюсь идти по твоим стопам, – откровенно признался я. – Я мечтаю стать гонщиком «Формулы один» или, на худой конец, изобретателем.

– Ой, не смеши меня, – отмахнулся папа. – С такими внешними данными тебе прямая дорога на подиум.

– А разве у меня есть внешние данные? – заинтересовался я. Признаться, я всегда считал себя мальчиком посредственным, с маленьким носом и худыми ногами.

– Вот увидишь, пройдёт пара-тройка лет, и ты станешь знаменитым! Мы с тобой исколесим весь мир! Париж, Милан, Токио, Нью-Йорк… Мы станем первыми в своём роде! Брат и брат Павлиновы! Вернее, братья Павлиновы!