Шагнув в красный угол в светлице, девушка троекратно перекрестилась и сплюнула в сторону. Брат к святым ликам не пошел, сразу уселся за стол, ненавязчиво намекая на угощение.
Украденный с чердака самогон пошел на „ура“. Странные ощущение сверх восприимчивости улеглись, их место заняло чувство всеобъемлющей любви к божьим тварям. К сверчку, пиликающему за печкой, к мыши, испугано юркнувшей под половик, к стайке прусаков, выползших к рукомойнику на водопой. А больше к сидящей напротив парочке. Хотя с каждой опрокинутой рюмкой я отмечал перемены в их облике, они меня не пугали.
Лицо Маши побледнело, обрело черты глянцевых див. Со вздернутого носика пропала россыпь веснушек, губы налились кровью, увлажнились. На щеках заиграл румянец, в озорных глазах заискрились изумруды. Брат ее заметно возмужал и погрузнел. Подросток, перешагнувший порог дома, превратился в зрелого, обросшего недельной щетиной деревенского мужика, порывистого в движениях и резкого на словах. С каждым тостом брови его хмурились, глаза темнели, становясь черными дырами. Я пару раз моргнул, пытаясь прогнать наваждение. Не помогло. Отношение к сестре у Ивана тоже поменялось. Вместо снисходительного подтрунивания между ними словно искры проскакивали. Иван да Марья придвинулись друг к другу, так и залипли. Рука мужчины накрыла кисть девушки, заскользила по ней. Их пальцы зажили собственной жизнью. Поглаживали друг друга, сцеплялись в замок, разжимались, отталкивались, дразнились. Темные глаза брата притянули вспыхивающие в радужках сестры зеленые огоньки. Марья, не в силах сопротивляться, смотрела на него с восторгом и греховным желанием.
Когда я осознал истинную причину происходящего, было уже поздно. Тело обмякло, голова поплыла по магарычным волнам, и, отяжелев, опустилась на стол. Сознание погрузилось в полудрему, очнувшись от которой нынешним утром, я подумал, что ночное беспутство попросту привиделось. Если бы не глупая дразнилка про Петушка, зовущая присоединиться к сладким утехам, развернувшимся на обеденном столе»
* * *
— Они и в школу областную за ручки ходили, и в училище поступили на одну специальность, всегда вместе, словно пташки неразлучные, — скрипучий голос бабы Ани вернул Петра в настоящее.
— Не похожи они на брата и сестру.
— А на кого похожи? — всполошилась старуха, сверкнув очами.
Внук осекся.
«Нельзя рассказывать о вчерашней попойке, забранит».
Аннушка расценила молчание по-своему.
— Вот то-то. Ты больше молчи, голубь сизокрылый, за умного сойдешь. Мало ли что люди брешут.
В этот миг защемило сердце у Петра, стиснула его неведомая ледяная рука, заговорил очнувшийся разум: «Все, пришло время прощаться, загостился ты, пора и честь знать. Задание выполнил, сведения о происходящем в Заводях собрал. Бабуле еще жить да жить, а что ремонт затеяла, да померзшие яблони выкорчевала, ничего удивительного».
— Завтра домой отправишься, Петруша. Чем дольше ты здесь живешь, тем сильнее мхом порастаешь. Ежели корень пустишь, так вековать останешься. Места у нас гнилые. Душа слабину покажет, мигом в полон угодит. Еще денек да ночку побудешь, за хозяйством приглядишь. А потом — скатертью дорога. Отлучится мне надобно, в диспансер областной на «прохилактику». Ахмед, — кивнула в сторону рабочих, копошащихся во дворе, — со мной поедет. А за чертями копченными — глаз нужон. Тебя за хозяина оставлю.
Бабушка подсела рядом, как в детстве погладила Петра по непослушным кудряшкам.
— И еще одна просьба у меня будет, милок. Спать сегодня рано ляжешь. Как солнце сядет, за дверь ни на шаг. Ни на полшага. Кто бы не звал, чтобы ни сулил. И в дом никого не пускай, без приглашения сами не зайдут. Лихая ночь ныне, купальная. Крес идет.
Старушка прижала руку к губам внука.
— Молчи. Чем меньше будешь знать, тем крепче заснешь. Помнишь, в детстве, ты просил страшные сказки на ночь рассказывать, а я отказывалась. Так и сейчас. Есть у меня средство верное, травка особая. Заваришь ее перед закатом и сразу в кроватку ложись.
Петя кивнул.
«Да шут с ней, с чудной бабкой, исполню последнюю просьбу. И больше в Заводи ни ногой».
— А я за послушание, дом на тебя перепишу, и огород и садик. По рукам?
— По рукам, ба!
«На черта мне эти хоромы».
Вернувшись из оврага с охапкой волчеца, бабушка раскидала его по подоконникам, засунула под каждый ставень, целый ворох оставила у порога.
— От мышей. А то расшалились, — ответила на удивленный взгляд внука.
Читать дальше