Пит Рушо: Маленькие московские сказки

— Трам-там-там-там!

— Трум-тум-тум-тум!

— Брум-бум-бум-бум!

— Бах!

— Бум-буру-рум-бум-бум! — удивляется ассирийский чистильщик обуви, высовываясь наружу.

— А хорошо, — сказал голос Франца Ивановича, — неплохо. Позвольте, молодой человек, присоединиться.

Франц Иванович вошел в класс, сел за фортепиано. Федя — ведро, блок-флейта, Франц Иванович – фортепиано, играли теперь вместе: милиционера в стакане, сбегающего по ступенькам, ворону.

Крылья засвистели, она пронеслась у рыжего пса-обормота перед самым носом, пес рванул, скользя лапами и балансируя хвостом. Мороженое сливочно-клубничной каплей сияло на невероятной шубе.

Басом: Рождество твое…, — басом! Священник вскидывает руки, крахмальная сорочка, бриллиантовая запонка вспыхивает голубым огнем, среди ладана и свечей. Хор на две октавы выше.

Взлетает… серое небо распахивается, луч солнца, сосулька! Глаза Франца Ивановича горят, он держит четыре такта. Все! Выход ассирийца:

— Бум-буру-рум-бум-бум! — и Федькина флейта рассыпает напоследок солнечных зайчиков из сладкого стакана милиционера.

— Отлично! Браво! — говорит Франц Иванович.

Федя чувствует, что и в самом деле хорошо. Франц Иванович все так здорово понял, взял на две октавы выше, облака хором пробил! Небо, солнце!

— Вот только здесь, — говорит Франц Иванович и играет:

— Трам-там-там-там!

— Трум-тум-тум-тум!.. — в том месте, где она выходит на край сцены в коричневом платье и черном фартуке:

— Брум-бум-бум-бум, — становится на самом краю, раскачиваясь с пятки на носок, читает:

— Потом она смотрит пристально, в упор. Сердце у тебя обрывается и падает в бездну. В этом месте нужен кларнет и альт. Будет просто прекрасно. Спасибо, коллега, — сказал Франц Иванович, пожал Феде руку и откланялся.

«Как хорошо понимает музыку Франц Иванович, — думал Федя, переходя Никитскую по дороге домой, — но откуда он взял какую-то «ее» в черном фартуке? И что за «юный маг»? Ведь просто сосулька падает! Никаких глупостей. Снег, сосулька и все!»

Дверь киоска «Ремонта обуви» отворилась. Молодой чернобородый ассириец в пурпурной мантии вышел на улицу, завязал ремни на сандалиях, пересек дорогу и вскоре скрылся за стволами деревьев на Тверском бульваре. Ровную строчку его следов быстро запорошило снегом.

Кларнет и альт:

— Бум-буру-рум-бум-бум!

Дождливая слякотная осень сменялась зимой. Снег начал идти еще вчера вечером. Большие липкие хлопья падали на мокрые ветки деревьев, на крыши домов, на машины, оставленные во дворах, на прохожих. Снег таял под ногами, но с серого неба его валилось больше и больше. Снег падал ночь напролет и к утру ровным слоем покрыл весь город. Наступила зима.

Водитель трамвая Екатерина Васильевна ехала в своем оранжевом трамвае. Искры с заснеженных проводов падали из-под дуги, гасли с шипением на белой мостовой. Люди входили на остановках, грелись чудесным сухим теплом трамвайных электрических печек, смотрели в запотевшие окна. По скользким дорогам осторожно ползли машины, мигая друг другу фарами. На базарчиках продавцы вениками стряхивали снег с яблок на лотках.

Водитель трамвая Екатерина Васильевна подъезжала к конечной остановке маршрута, возле Останкинского пруда. Она развернулась, высадила пассажиров и пошла покупать горячие пончики в сахарной пудре, чтобы подкрепиться и отдохнуть. Екатерина Васильевна ела пончики, разглядывала заснеженных кентавров на воротах Шереметевского театра, Останкинскую башню, до половины закрытую низкими облаками, уток на не успевшей еще замерзнуть воде пруда. Наверное, если бы Екатерина Васильевна не была водителем трамвая, она бы ничего не заметила. Но Екатерина Васильевна водителем была и привыкла очень внимательно смотреть на дорогу. А привыкнув внимательно смотреть на дорогу, вообще стала человеком наблюдательным. На большом белом от снега газоне возле Останкинского пруда метался маленький зеленый комочек. Он подпрыгивал и даже очень тихо что-то кричал. Вот что заметила Екатерина Васильевна. Никто кругом этого не видел. Дети кормили уток хлебом, праздные пешеходы втягивали головы в воротники и не глядели по сторонам.

Екатерина Васильевна приблизилась. Посреди газона маленький Ежик пытался на лету сбить снежинки лапами. Иголки на спине Ежика были цвета зеленой травы.

— Я не позволю, — тихо кричал обессиленный Ежик.