Пит Рушо - Маленькие московские сказки

— Я же говорил, у вас здесь клад! — завопил он, подбрасывая в воздух монетку, вышедшую из обращения много лет назад.

— Нашел! Я, Гурдунген, нашел ценный клад! — гном Гурдунген разглядывал старый пятак, гладил его заскорузлой ладонью и вертелся в танце, пока торговец сосисками и часовщик драным ватником и фанеркой заделывали дыру в стене.

— Дорогой Гурдунген, мы очень за тебя рады, — сказали они почти хором, переглянулись и пододвинули ему стул, чтобы он, наконец, перестал подпрыгивать и орать. Гном недоверчиво спрятал монетку в глубокий карман, на стул положил мешок с инструментами, а сам взгромоздился сверху, все время проверяя, не оставил ли он без присмотра какую-нибудь вещь. Было видно, что гном очень опасается за сохранность своего имущества.

— Успокойся, — велел гному часовщик, — мы сейчас за тобой подметать будем, а ты сиди и не ерзай, вредитель!

Потом, когда был наведен порядок, и из плотно законопаченной дыры уже не тянуло холодом, они втроем сели пить чай с вареньем и свердловскими слойками. Продавец сосисок читал стихи про синего Медведя, про Лису, про Зайца. Часовой мастер показывал часы с вращающимися циферблатами, по которым плыли Солнце, Луна и звезды. А гном Гурдунген рассказывал захватывающие истории о том, как его дед пятьсот лет долбил тоннель в норвежских скалах, подружился с местными кобольдами и после опаснейших приключений во время войны с троллями все-таки нашел спрятанное в горах полторы тысячи лет назад золотое копье викинга Нурби Быка.

Всем троим было очень уютно и хорошо вместе. Потом гном стал прощаться, ему пора было уходить.

— Спасибо, — сказал Гурдунген настолько учтиво, насколько это вообще возможно для гнома.

— Чай, варенье и булочка были очень вкусными. Позвольте с вами расплатиться! — и гном положил на стол самое дорогое, что у него было — потемневший старый пятак.

— Ку-ку! — сказали ходики на стене.

После уроков, музыкальной школе на углу Мерзляковского и Медвежьего переулков, что возле Никитских ворот, на парте в пустом классе сидел Федя и смотрел в окно. Шел снег. Снежинки медленно падали, наполняя весь мир тишиной. Но в тишине чувствовалась музыка. «Сейчас я это дело сыграю», — подумал Федя, достал деревянную блок-флейту и набрал побольше воздуха. Он представил, что окно разделено нотными линейками. Дело было сделано: теперь, когда снежинка подлетала к раме, Федя определял, на какой линейке она находится, и дудел.

— Ду-ду, ля-ля, п-и-и! Пу! Пи-пи, бу-бу-бу, — очень внимательно выводил он, — бе-бе, тра-та-та, пу-пу.

Нянечка тетя Поля, мывшая коридор, отворила дверь и спросила участливо:

— Феденька, ты хорошо себя чувствуешь? Уж очень странно ты играешь.

— Я играю «Музыку снегопада», — проворчал Федя.

— Вот, — сказала нянечка, — оставляю тебе свое пустое ведро. Отбарабань на нем африканский танец и ступай домой. Будет лучше. А это, — она указала шваброй на Федину флейту, — не «Музыка снегопада», а «кака-фония»! — она закрыла дверь и ушла.

Федя был умный мальчик и не обиделся на тетю Полю, он и сам понимал, что со снежинками что-то не так. Музыка есть, но поймать ее нотными линейками не удается.

Федя представил, как снег идет над площадью у Никитских ворот:

— Трум-пум-пум.

Как в стеклянной будке над площадью сидит милиционер — «милиционер в стакане»:

— Трам-пам-пам.

И если ложечкой:

— Дринь-дринь-дзынь.

Постучать по стеклянной, горячей, сладкой, чайной глубине стакана:

— Динь-динь-динь.

То оттуда выбежит милиционер, звеня по лестнице сапогами:

— Трам-пара-рам-бряк-бряк!

Федя играл на флейте и отбивал такт ногой на перевернутом ведре.

На ветке дерева:

— Пом-пом-пом-пом.

Ворона:

— Пум-пум-пум-пум.

Замечает собаку на поводке:

— Пам-пам-пам-пам.

И летит ее дразнить:

— Вжик-тара-пим-пам-пам!

Собака срывается с поводка:

— Бум-бум, пымпс!

И несется за вороной к Малой Бронной:

— Трум-трум-трум-гав!

Удивительная дама:

— Тра-ля-ляшечки, ля-ляшки.

В норковой шубе:

— Три-татушки, три-та-ташки.

Наблюдает эту сцену:

— Ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля.

Не замечает:

— Чик-чирик, чирик-чирик.

Как клубничное мороженое:

— Ням-пурум-пурум, пум-пим!

Капает на норковую шубу:

— Шлеп!

Оттепель, снег кружится, клубничное мороженое капает, человек несет елку с базара, в церквушке Александры Василича вдруг:

— Рождество твое, Христе Боже наш!

Хор взмывает вверх, снежинки замирают. С крыши магазина «Ткани» отламывается сосулька. В безмолвии — два, три, четыре, — четыре такта сосулька падает, на крышу «ремонта обуви»: