Федор Кукин - Полкан и Повелитель ворон

Воевода заметил Полкана. Ещё не пришедший в себя полностью от активных физических упражнений на земле и в воздухе, бедолага, постанывая, искал, куда бы прислониться. Облокотился на ближайший столб, тот не выдержал веса, сломался. А вслед готова была обвалиться очередная крыша. Спасая положение, Полкан встал на место столба, поддерживая кровлю.

Но вышло опять плохо. Полкан оказался более рослым, чем несчастный столб, так что по сравнению с изначальным архитектурным замыслом, случился перекос. Крыша затрещала и скатилась в противоположном направлении прямиком на другой дом. Рухнула следующая крыша, и следующая. Дома сложились как домино, один за другим. Целая улица развалилась на бревнышки. Полкан совсем упал духом, уселся на землю.

Но посидеть спокойно, перевести дух или собраться с мыслями ему не дали. Полкана обступили дружинники, подняли на ноги. Отвели обратно к столбу, снова звякнула цепь. Волей-неволей Полкан стал единственным зрителем дальнейших событий, который не мог покинуть место действия по своему желанию.

Горожане стекались на площадь. В центре круга стояли Воевода и Яра. Из толпы стали раздаваться возгласы.

– Мы так и до весны не доживем!

Воевода собирался что-то сказать. Но не получилось, крикуны перебивали один другого.

– Да! Солнца неделями не видно!

– Вороны совсем обнаглели!

Воевода пытался вставить хоть слово, но на площади поднялся действительно страшный шум. Как будто все только и ждали, когда, наконец, можно будет высказаться и орали наперебой.

– Хватит это терпеть!

– Уходить надо!

Вдруг раздался оглушительный свист. От неожиданности голоса замолкли. Свистел Атаман: он сидел на прилавке, жуя коврижку. Друзей при этом не забывал, делится с Одноглазым и Промокашкой, которые выглядели вполне довольными судьбой. Картина была очаровательная, но непонятная – почему так комфортно чувствуют себя задержанные. Хотя, тоже мне загадка – стоящие рядом дружинники угощались такими же коврижками – подкуп был налицо.

– Я че-то не пойму, – обратился к толпе Атаман. – Так вот сразу и бежать? А как же Алатырь?

Яра расталкивая людей, схватила Атамана за ворот.

– Ты откуда про Алатырь знаешь?

– Много где был, много чего видел, – прозвучал невозмутимый ответ.

– И на Буяне бывал? – удивленно спросил Воевода.

Толпа заволновалась, опять зашумела, на этот раз изумленно.

Атаман легко освободился от хватки Яры. Неторопливо, вразвалку, вышел в центр круга. Осмотрелся вокруг с гордым видом. Выдержал паузу.

– На море-окияне, на острове Буяне, лежит бык печеный!

Пока Атаман говорил свою присказку, Промокашка засуетился и быстренько притащил откуда-то приличный кусок рогожи. Соорудил раму из каких-то палок и натянул между ними ткань.

– В одном боку у быка нож точеный, в другом чеснок толченый! Знай режь, в чеснок помакивай да ешь!

Атаман скрылся за рогожей. Начался театр теней в исполнении одного актера: жесты Атамана были выразительны и прекрасно иллюстрировали захватывающую историю, которую он поведал толпе.

Рассказ пошёл о том, что раньше у них была большая шайка. Но прежний жадный атаман потащил всех на остров Буян за Алатырь-камнем, который творит чудеса и управляет силами природы. Нелегким был рискованный поход. Но трудности, перенесенные в пути, все усилия и лишения – всё оказалось бессмысленным. Пещеру с Алатырь-камнем охраняли злые вороны. Одолеть их даже бывалые разбойники были не в силах. И всю шайку перебили. Вернулись из похода только трое.

Народ на площади тревожно шептался. Представление прервалось, Атаман выскочил из-за своей занавески.

– Сила в камне невиданная, – убежденно произнес он, – это ясно. Не врут старые сказки. Нам только не повезло, никто даже дотронуться до Алатыря не смог. Только одному удалось. И вот!

С этими словами, он потянул за рукав Одноглазого. Показал ему, чтобы снял повязку с глаза. Толпа в очередной раз удивленно охнула. Глаз разбойник под повязкой светился таким же теплым желтым светом, как палица Яры.

Одноглазый стянул с головы Промокашки маленькую меховую шапку, изо всех сил подбросил в воздух. И тут же выстрелом из лука прибил головной убор к воротам на другой стороне площади. Следом выпустил еще две стрелы. Каждая попала в предыдущую и расщепила ту пополам. Одноглазый, как будто такая сверхъестественная меткость была чем-то совершенно обыденным, спокойно опустил лук и неторопливо натянул повязку обратно. Но его искусство произвело неотразимое впечатление. Мужчины завистливо покачивали головами, а некоторые женщины явно, не тратя времени, решили организовать фан-клуб и обзавелись такими же повязками.