Федор Кукин - Полкан и Повелитель ворон

Полкан же вылетел из болота – и из своих сапог тоже – молча. И приземлился головой в сугроб. Сапоги продолжали тонуть, пуская пузыри и булькая.

А разбойники, разинув рты, глядели на торчащие прямо перед ними… волосатые собачьи ноги.

– Мать моя атаманша, – только и сумел вымолвить Одноглазый.

Полкан, приподнял голову, отряхиваясь. Тогда Атаман, ухмыльнувшись, подал своим знак. Одноглазый, продолжая держать Промокашку на весу, поднёс его поближе и тот дубинкой огрел Полкана по голове. Сознание покинуло беглеца.

Разбойники запеленали свою добычу в кусок мешковины, который запасливый Одноглазый извлек из тюка рядом с седлом. Погрузили на спину того же коня. Собрались было тронуться в путь.

– Погоди-ка, – остановил подельников Атаман. – Сил нет, на эту жуть смотреть, – добавил он с преувеличенным ужасом. И расхохотавшись, подмигнул товарищам. Потом надежной саблей выловил из топи почти утонувшие безразмерные сапоги.

Полкан очнулся в полной темноте. Что-то поскрипывало, место, где он очутился, явно передвигалось в пространстве. Пошарив вокруг руками, Полкан нащупал ряд толстых деревянных палок. Клетка! Пошарил ещё, обнаружил, что ноги его крепко прихвачены железной цепью. Приковали! Подергал цепи, убедился, что прочные. Попробовал осмотреться, просунуть руку сквозь прутья, пальцы наткнулись на плотную рогожу, через которую совсем не пробивался свет. Или уже ночь? Хорошо бы хоть это понять, – сказал сам себе узник. Призадумался.

Надо сказать, что в такую или похожую передрягу попадал он не впервые. О, далеко, не впервые. Терпеть приходилось часто. И неважно от злых людей, от добрых: все норовили связать, пленить, засадить под замок. Ну, что тут попишешь, все пугались богатыря с такими-то ногами. Относились как к опасному зверю. А он и сам хорош: столько раз обжигался на этом, а всё равно…

Обычно приводило к потере свободы такое свойство Полкановой натуры, как неравнодушие. Никак ему не удавалось пройти мимо злодейства или простой, но явной несправедливости. Сразу тянуло вмешаться, помочь. – Ну, вот и допомогался. Опять, – такой была следующая мысль пленника. – Но раньше ведь как-то выкручивался, – продолжал неторопливо размышлять Полкан. – Не надо паниковать. Кстати, я и не паникую, – с гордостью отметил он про себя. – Поглядим. Выясним, куда и зачем меня тащат. Нужно осмотреться.

Хорошо сказано, – похвалил он себя, но тут же спохватился, – как же тут осмотреться, в такой темноте…

Что-то зашуршало-зашевелилось около полкановой ноги. Хвать наощупь! Не поймал. А это мышонок, отскочил, но не убежал. – Эй, – тихонько позвал Полкан. Шуршание прекратилось. Полкан порылся в кармане.

– Пряник, – объявил он, извлекая из кармана сладкий кругляш. – Я тебе пряник. Ты мне дырочку.

Протянул в темноту лакомство. Почувствовал, как тянут пряник из пальцев. Отдал. Мышонок тут же очутился на его плече. Пролез через прутья и прогрыз вполне приличную дырку в ткани. Вернулся на пол, прошуршал в угол и, судя по звукам, всерьёз принялся за угощение. Полкан насколько мог близко, придвинулся к дыре, присмотрелся…

Город Неважнецк был шумный, довольно многолюдный, но запущенный. Не сказать, что грязный, но какой-то неприбранный. Дома стояли частью поломанные, частью кое-как поправленные наспех досками. Будто чинили их второпях, не рассчитывая, что поломку удастся исправить всерьёз и надолго. Будто ждали хозяева продолжения каких-то бедствий, которые приведут к новым разрушениям.

Телега, на которой покачивалась клетка, продвигалась по улице. Разбойники ехали рядом, настороженно поглядывая по сторонам. Ничего вокруг не радовало взгляд. Даже погода была под стать городским видам, серая, мрачная, с низко нависшими облаками.

Медленно гнал по улице парочку флегматичных свиней тощий Свинопас, долговязый нескладный малый с низко надвинутой на глаза шапкой. Атаман было замахнулся на него, чтобы тот освободил дорогу, но Свинопас потыкал пальцем куда-то в сторону – рядом с дорогой развалился на обочине Начальник дозора – здоровенный, явно ленивый и неповоротливый страж. Но… как-никак, власть. Так что, Атаману ничего не оставалось, как сменить выражение лица с крайне угрюмого на предельно доброжелательное. И даже сделать попытку приятно улыбнуться. Не очень получилось, но, похоже, главного охранника городка не очень интересовали выражения лиц приезжих. Сам он был мрачен.

Процессия двигалась дальше по улице. Вокруг начинались торговые ряды. Здесь перед глазами новоприбывших предстал ожесточенный спор добротно и даже богато одетого, толстого, и явно вредного торговца с каким-то зачуханным, бедняцкого вида мужичонкой.