Василий Авенариус - Сказка о муравье-богатыре

Грызун был так озадачен, что не мог вымолвить ни слова.

- Теперь вы, надеюсь, убедились, что правильное скотоводство - дело не совсем-то простое? - говорил Сосун. - Подойдите ближе. Заметьте, сколько разновидностей! И одна другой лучше.

- Так что же, у них и молоко даже разное? - спросил Грызун.

- А то как же? Можете сейчас удостовериться.

- Благодарю, я сыт…

- Сделайте милость, не обидьте. Прикажете мне подоить или сами, может быть?..

- Любопытно бы самому…

Они стояли около розовой тли. Грызун кончиком уса легонько прикоснулся к ней. Она послушно тотчас же угостила его бледно-розовым молочком.

- Вкус розы! - воскликнул он.

- Вот видите. А ананаса не желаете ли?

Хозяин тронул усом темно-зеленую корову и у нее выступила капелька зеленоватого оттенка.

- И по духу уж слышно, - заметил Грызун.

- Да вы откушайте, пожалуйста.

Пришлось откушать и ананаса.

- А тут вот наше шампанское: маковая росинка! - продолжал Сосун, подводя гостя к полосатой тле.

- Ей-ей, не могу… - отговаривался гость.

- Демьянова уха? Ну, одну еще капельку только, последнюю.

Что тут делать! Чтобы не обидеть хозяина, надо было приложиться. Но, приложившись, Грызун вдруг откинулся назад головой, схватился за грудь и закатил глаза.

- Не знаю, что это со мной?.. - пробормотал он. - Точно все кругом завертелось, а на душе стало так легко, так уморительно-весело… Сейчас бы, кажется, пустился вприсядку.

- Мак, значит, в голову ударил, - усмехнулся Сосун. - Но ничего, это скоро пройдет. Не правда ли, божественный напиток? А вот и детвора наша, - прибавил он.

На пастбище высыпала теперь из муравейника гурьба бурых дядек. Каждый нес на спине по грудному муравейчику. К одной и той же корове подносилось по нескольку младенцев, которые с жадностью упивались выдоенным дядьками молочком.

- Кормленье это производится у нас три раза в день: утром, в полдень и перед сном, - толковал гостю Сосун. - А уж пользительно ли им - сами можете судить: вон, какие все пузаны! Что бы вам пример с нас взять?

- И то уж подумываю… - отвечал серьезно Грызун.

- Да кстати бы и рабство тоже отменить.

- Ну, это будет труднее…

- Однако, попытаетесь?

- Может быть, со временем… Но я у вас, право, непозволительно загостился! Вон, и солнце совсем уж заходить.

- Да вы бы переночевали?

- Нет уж, увольте. И то вам, я думаю, надоел. Нельзя ли мне прямо отсюда, чтобы не ходить опять через весь муравейник?

- Отчего же, можно.

Оба атамана стояли уже на валу.

- Никогда не забуду вашего гостеприимства! - говорил растроганно Грызун. - Милости просим и к нам. Во мне вы приобрели себе самого верного друга. Что бы там ни было - я друг ваш навеки.

В последний раз прижал он нового друга к сердцу и соскочил затем с вала.

До дому, впрочем, Грызун в этот вечер уже не добрался. Утомление ли от дальнего похода и от пережитых днем разнообразных впечатлений, или же предательская маковая росинка подкосила его богатырские силы, - только на полпути он повалился на придорожный мох и заснул, как убитый.

Рыжая мать-муравьиха отдыхала опять на пологом скате муравейника. Около нее нежилась на утреннем солнышке ее рыжая свита.

- И где это он запропастился, наш бравый атаман-богатырь? - говорила муравьиха, заслоняясь рукой от солнца и смотря вдаль.

- Да вот, никак он и идет, - заметил один из свитских.

- Где? где?

- А вон там, у мухомора…

- И то он! Да что это с ним? Идет понурясь, усами размахивает, точно сам с собой разговариваешь… Уж не спятил ли с ума, прости Господи!.. Нет, вот кланяется по сторонам. А народ-то за ним так, вишь, и бежит, так и валит. Работу бросили, победителя встречают! Он говорит им что-то и идет все вперед. А они, вишь, как шальные, бегут вслед за ним, кричат… Что они кричать такое?

- На вече! на вече! - донеслось теперь совсем явственно сквозь смутный гул волнующейся толпы.

- На вече? - повторила муравьиха. - Что ж! народ желает - пойдемте, господа.

Ворота были уже запружены напиравшим отовсюду чернокожим населением, так что мать-муравьиха с рыжею свитой не без труда протолкалась внутрь муравейника. Когда они добрались до центральной подземной залы, служившей для подобных вечевых сходов, громадная зала была уже битком набита муравьиною чернью. Посреди залы, на камешке взмостился сам муравей-богатырь, Грызун.