И с этими словами приказал хан проводить Давадоржи на берег.
Сел опять Давадоржи на чалого коня — вмиг на берегу оказался. Слез с коня — тот сразу в воду, — словно никогда его и не бывало.
Идёт Давадоржи домой, спешит, на плечах шуба баранья накинута, в рукаве шапка-невидимка спрятана, за пазухой молоток золотой лежит.
К закату солнца увидел Давадоржи родной дом, надел на себя шапку — стал невидим. Смотрит: рядом с их старой юртой новая стоит. Подошёл Давадоржи к новой юрте, слышит, как старший брат говорит:
— Нельзя больше в этой степи жить. Солнце всю траву выжгло, скот перемёр, верблюды и те околели. Один соловый конь остался, на котором невеста дурака к отцу приехала. Давай откочуем отсюда!
Другой брат отвечает:
— Разве можно уложить на одного солового коня и нашу юрту и отцовскую? Да еще надо посадить на коня невесту дурака.
Сказал сердито старший брат:
— Зачем нам с собой отца брать? Он уже такой старый, что даже овец пасти не может. И невесту дурака здесь оставим. Вечером, как лягут они спать, мы сядем на солового коня, возьмём свою юрту и откочуем к реке.
Не стал Давадоржи мешать братьям. Украли они ночью солового коня и откочевали. А Давадоржи вошёл неслышно в своей шапке-невидимке в отцовскую юрту, лёг у входа и накрылся бараньей шубой.
Утром, как показалась заря, Давадоржи проснулся и снял с себя шапку-невидимку.
Бросился к нему отец, невеста подбежала. От радости не знают, что и говорить. Обнимают, чаем с молоком угощают.
Давадоржи сел чай пить, отец говорит:
— Хорошо, что ты приехал. Беда у нас: два месяца дождей нет. Вся трава выгорела. Негде пастись скоту, он и погиб весь. Надо отсюда откочевать скорее. Сейчас пойду братьям твоим скажу, чтобы готовились откочевать.
Давадоржи отца остановил:
— Не надо ходить к ним. Откочевали они ночью на моём соловом коне, а вас здесь умирать оставили.
Отец опечалился, потом стал ругать неблагодарных сыновей:
— Хоть бы кусок войлока оставили, — юрту починить; вон как прохудилась!
— Такой беде помочь можно, — сказал Давадоржи.
Вышел он из юрты, отошёл на семь шагов, вынул золотой молоток, ударил им семь раз по земле. Сразу же на этом месте золотая юрта раскинулась. Так блестит, что глазам на неё смотреть больно.
Сначала отец сильно обрадовался золотой юрте, а потом сказал:
— Зачем нам золотая юрта, если все соседи откочуют отсюда? Нельзя здесь оставаться, — видишь, трава вся выгорела — негде скоту пастись.
На эти слова Давадоржи ничего не сказал, надел на себя баранью шубу, тряхнул её трижды — и сразу дождь хлынул. Три часа дождь лил не переставая. А когда кончился, — травы в степи зазеленели, ожили павшие овцы, замычали громко коровы.
— Эх, — говорит отец, — теперь бы нам лошадь!
Не успел он сказать так, — топот конский раздался. Это прибежал соловый конь. Увидел соловый Давадоржи, заржал весело и у юрты золотой остановился.
А на другой день братья вернулись еле живые. Рассказали, что скинул их соловый конь посреди степи и побежал назад. Пришлось им бросить в степи свою юрту и брести домой пешком. Еле живые добрались.
Давадоржи говорит:
— Ладно! Живите с нами. У нас всем места хватит. Отец нахмурился, однако спорить не стал, а тоже сказал:
— Пусть живут. Только им немного ума добавить надо.
Взял он ташур 5 5 Т а ш у р — палка, обмотанная на конце сыромятным ремнём, которой погоняют лошадей.
и ну дубасить неблагодарных сыновей. Бьёт и приговаривает:
— Не для себя человек родится, а чтобы другим от него ладно было! Думайте о других, и вам хорошо будет!
Гунан-батор 6 6 Б а т о р — богатырь.
одном ханстве жил бедный пастух со своей женой. Родился у них сын. Назвали они сына Гунан. Прожил мальчик день, — его уже и в овчину не завернуть, — мала. Прожил два дня, — его уж и в две овчины не завернуть. Пять дней прожил, — пяти овчин мало.
Вот какой рос батор!
Подарил отец Гунану рыжего жеребёнка, сделал седло, лук со стрелами, уздечку дал. Стал Гунан на охоту ездить. Хорошо ездил. Вернётся с охоты, лисьи шкуры на шапку привезёт, у седла зайцы битые болтаются.
Читать дальше