Хатка Бобра - Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

— Да на что тут любоваться?! — возмутился Горыныч. — Нос, как огурец!

— На себя посмотри! — посоветовал Фукидид, основательно разозлившись. — А в девушке главное не нос какой-то там, а изящные манеры и умение поддержать разговор!

— Парле ву франсе? [2] Парле ву франсе? = (франц. иск.) Вы говорите по-французски? — спросила левая голова.

— Уи, месье! [3] Уи, месье! = (франц. иск.) Да, месье! — отвечал грек, гордо подбоченившись. — Я говорю на пяти языках и играю на арфе!

— Ого! Берем! — хором воскликнул змей.

Он подпрыгнул в воздух и быстро подхватил в когти несчастного грека. Толкнувшись от поверхности другой ногой и ударив крыльями, дракон взмыл в небо, осыпая на прощание всех зрителей горячими искрами.

— Стой! — что было силы закричал, очнувшись, Веприк. — Где моя мама? Ты украл Смеяну!

— Смеянушка, синеглазая красавица, она больше не ваша забота! — зашипел сверху змей.

Веприк, не помня себя, погрозил чудовищу тощим детским кулачком.

— Мы еще поговорим с тобой, змея поганая! — сказал он.

Горыныч развеселился, все три его головы завертелись от злорадного сиплого смеха, а Фукидид в лапе беспомощно заболтал ногами.

— Ага! — сказал змей. — Поговорим. Приходи, богатырь, и поговорим!

Сказав так, он набрал высоту и поволок Фукидида в свое логово.

Веприк все ждал и ждал свою голубку: сможет ли выбраться из змеева подземелья? Найдет ли дорогу домой, в Березовку? Осилит ли дальний путь? Маленький охотник подолгу стоял на пригорке возле рощи, откуда смотрел вслед ненавистному Горынычу, потом бежал домой, проверял в гнезде — не вернулась ли уже без него? Ручной голубь, оставшийся один, растерянно кружил над головой, не знал, куда делась подруга.

Веприк ждал-ждал и все равно пропустил долгожданное появление: вышел на шестой день из избушки, а голубка, измученная, сидит, как ни в чем ни бывало посреди двора и снег возле себя клюет. Только что не было — и уже тут. Мальчик подхватил птицу на руки и нашел привязанную к лапкам ленточку из бересты, сплошь усеянную греческими значками. Когда он рассмотрел, чем кора привязана, у него закружилась голова: красные яркие ниточки, как на маманькином платке.

Веприк осторожно снял фукидидово письмо, наклонился и от избытка нахлынувших чувств поцеловал голубку в усталые крылышки. Под перьями, среди пуха, мальчик обнаружил на теле птицы множество песчинок. Он, едва дыша, принялся перебирать перышки и увидел, что в пух на животе и крыльях у голубки набилось мелкого, блестящего песка, белого, почти как снег. На спинке и на крыльях сверху он нашел песок другого цвета — желтый, почти что такой же, как у речки на берегу, но помельче. И на послании Фукидида к воску тоже прилипло несколько песчинок — крупных, угловатых, черных.

Веприк бегом бросился в дом, нашел в сундуке чистое полотенце, положил в него бересту, ниточки, потом, успокаивающе шепча, почистил голубке перышки, стараясь не перемешивать песок, поглядел вокруг себя, соображая, как бы его завернуть, чтобы не рассыпался. Он отрезал три тонких ломтика сала, погрел у печки, чтобы стали мягкими и обвалял каждый в своем песке. Они затвердеют на морозе и песчинки окажутся крепко приклеенными. Потом отдельно завернул ломтики в тряпочки и наконец сложил все свои сокровища в мамкин железный ларец. На душе у него было и тревожно и радостно. И страшно, что опять ничего не выйдет. Даже подташнивало немного от волнения. Он огляделся, соображая, что еще ему пригодится — надо было идти в Киев. Там — греческий двор, где живут чужеземные купцы. Он найдет грека, к которому велел ему сходить Фукидид, тот прочитает голубиное письмо. На глаза ему попалась спящая, разметавшаяся на резной лавке, Дуняшка — вот о ком надо было подумать.

Мальчик решил было попросить тетю Чернаву взять девочку к себе, но вспомнилась ему маленькая толстенькая фигурка на корточках, привязанная за ногу во дворе. Конечно, он и сам запирал Дуньку в избе, чтобы не надо было за ней следить, но такая жалость неожиданно подступила к горлу, что он чуть не расплакался. Девчонка маленькая, без отца, без матери, конечно, кому она нужна — нянчиться с ней.

У Добрилы в семье было много малышни, Веприк подумал, надо попросить их взять Дуняшку — одним больше, одним меньше, не такая уж для них забота. Веприк побежал к бортникам.

У тети Чернавы маленьких детей не было, а тут наоборот — весь двор был занят ребятней, многочисленным потомством медоходов: медоходики мал-мала-меньше. Большинство из них были мальчики, которые, не обнаруживая никаких признаков усталости, лупили друг друга и таскали за волосы. Один только лежал и плакал, упав с забора, а возле него стояла маленькая девочка, показывала ему язык и дразнилась: «Плякса! Плякса!»