Вероника Батхен - Королева роз

Стражи в замке оставалось человек десять, из них трое лучников, крестьян по деревням человек сто, не считая женщин. А соседи за Лавенгем головы класть не станут даже под страхом анафемы.

Гарет пытался объяснить Эгберту, что красный петух уже маячит над башнями, но упрямый брат послал его к черту. Что ж, Бог им судья.

Жаль было разве что Кея — мальчишке не исполнилось и пятнадцати, но тащить его силой Гарет был не намерен. А по доброй воле тот не поедет.

Оставалось только молиться за братьев, вдруг все еще обойдется. Правда, ждать мудрый Гарет предпочел не в родном гнезде, а за крепкими стенами Брекнока. Так надежнее.

На первой неделе апреля Гарет объявил братьям, что желает посетить мессу, захватил меч, семейную Библию и навсегда покинул Лавенгем. Семейство не огорчилось. Никто, кроме — изредка — Эгберта, не принимал всерьез угрюмого толстяка.

У Ланселота появились занятия. Днем он читал молитвы и упражнялся, делая выпады без меча. Стража решила, что пленник окончательно спятил. Ночами рыцарь пряжкой от пояса скреб стену в том месте, где крепилась цепь. Ланселот подсчитал — где-то через полгода он сможет вырвать кольцо из камня. А дальше — посмотрим, чья возьмет.

Он удивлялся — как он мог позволить себе бездействовать столько времени — добросердечный страж сообщил, что уже начался апрель. Да, он заперт, да, он проиграл бой — ну и что? Сидя на верном коне, с мечом и в кольчуге легко оставаться свободным. Дорога, ведущая в ад, тоже легка. Теперь он понял — свободу нельзя отнять никакими цепями.

А еще Ланселот вспомнил Гвиневру. Точнее, узнал ее заново.

Тогда, на охоте, в ее волосах запуталась хвоя, платье было испачкано глиной, на правом локте темнела ссадина. В замке, говоря с ним, она чуть заикалась, стесняясь порыва, который бросил великолепного рыцаря к ее ногам. Бедная девочка. Он наконец смог понять ее просьбу, ее одиночество, неумелую надежду на счастье. И благодарил Бога — теперь Ланселот был готов без малейшего колебания подарить королеве любовь Артура.

Вечер выдался беспокойным. Потолок подрагивал от шагов, доносились какие-то крики, зато не было слышно привычного звона ключей караульщика. Ланселот озадачился — то ли гости пожаловали, то братцы нашли себе новое развлечение. Он оказался почти что прав. И гости нашлись, и семейство Хэмбли повеселилось.

Только смеяться им больше не придется, зло подумал Ланселот, увидев, кто открыл дверь в темницу. Крестьяне с факелами и вилами. Кто-то поранен, кто-то забрызган кровью — видимо, братья дорого отдали свои жизни.

Ланселот приготовился защищаться, но его приняли за своего. Перепуганный избитый кузнец торопливо расковал рыцаря. Один из крестьян протянул ему баклажку эля, другие хлопали по плечам и спине, поздравляя с освобождением. Ланселот не знал, что честнее — благодарить спасителей или усмирять бунт. Но крестьяне разрешили его сомнения, вспомнив, что в кладовых замка еще немало добра.

Предоставленный самому себе, Ланселот предпочел поспешить. Он поднялся на второй этаж замка, в оружейную, авось мужики до нее еще не добрались. Иначе гореть благородным клинкам в деревенских кузнях, становясь гвоздями и упряжью для волов. По пути он наткнулся на труп Эгберта. Незадачливый рыцарь был пойман на вилы, не успев зарубить и десятка простолюдинов. Покойся с миром.

Меч оказался на месте, кольчугу Ланселот не искал — в оружейной ощутимо запахло дымом. Все. Пора уходить, пока жив. Случайные встречные пытались было задержать человека с мечом. Ланселот отмахивался, не глядя. Убивать он скорей не хотел.

Направляясь к конюшне, рыцарь надеялся, что ему повезет еще раз. Но коней увели в первую очередь. Конюшня была пуста.

На земле валялись собачьи трупы, в дальнем стойле лежал одинокий мертвец. Ланселот наклонился над телом — вдруг дышит. Бросать раненых было не в его привычке.

Увы, Кей был действительно мертв. На бледном курносом личике в последний раз реяла улыбка капризного херувима. Ланселот подумал, не вернуться ли отомстить за мальчишку, но вспомнил Персиваля и решил, что не стоит. Он закрыл ребенку глаза, преклонив колени прочел молитву и решительно вышел вон.

Светло-синяя ночь склонилась над гибнущим замком, жадный ветер неохотно раздувал пламя. Дорога была так немилосердно истоптана, что Ланселот свернул в заросли, не желая ступать по чужим следам.

Он давно отвык ходить по земле босиком и поэтому чувствовал каждый шаг. Бархатный влажный мох, острую веточку, ласку опавших листьев, просто почву. Живую, полную семян и ростков почву живого леса.