Мэри Нортон - Добывайки на новом месте

– Есть ещё кое-что… – добавила Арриэтта.

– И что же это? – спросил Пигрин.

Арриэтта помолчала, прежде чем ответить, и слушатели с удивлением заметили слёзы у неё на глазах.

– Тебе это может показаться глупостью, но…

– «Но» что? – мягко подтолкнул её Пигрин.

– Мисс Мэнсис. Мне так хотелось успокоить её: сказать, что с нами всё в порядке.

Слёзы градом покатились по щекам Арриэтты, а Пигрин воскликнул удивлённо:

– То есть ты хочешь сказать, что она всё это видела?

– Нет, она ничего не видела, но её видела я, и случались моменты, когда была готова с ней заговорить…

– Но, надеюсь, ты этого не сделала! – совершенно шокированный, резко сказал Пигрин.

– Конечно, нет, потому что… – Арриэтта всхлипнула. – Я обещала отцу… даже торжественно поклялась, что никогда больше не заговорю ни с одним из человеков… Никогда в жизни.

Повернувшись к Спиллеру, она добавила:

– Ты был в тот вечер с нами и моё обещание слышал…

Спиллер кивнул, а Пигрин неожиданно сурово заявил:

– И твой отец был совершенно прав. Каждому добывайке известно, что это безумие, совершеннейшее безумие!

Арриэтта опустила голову, обхватила колени руками и расплакалась – возможно, оттого, что вечер накануне выдался очень непростым, а утром не удалось поспать подольше, или причина в резкости Пигрина. Поймёт ли её хоть кто-нибудь когда-нибудь?

Спиллер и Пигрин беспомощно смотрели, как её хрупкие плечи сотрясаются от рыданий, хотя она и пыталась закрыть лицо и без того уже мокрым фартуком. Если бы был один, Пигрин обнял бы её, утешил, но любопытные горящие глаза Спиллера удерживали его на месте.

Неожиданно Арриэтта подняла залитое сердитыми слезами лицо и заявила Спиллеру:

– Ты же обещал ей рассказать, что мы в безопасности и всё такое, но так и не сделал этого, потому что слишком боишься человеков, даже таких милых, как мисс Мэнсис.

Спиллер вскочил, бросил на неё странный взгляд: как показалось Арриэтте, свирепый и полный ненависти, – резко развернулся и ушёл, причём исчез так быстро и так бесшумно, словно его и не было. На плюще не шелохнулся ни один лист.

Арриэтта и Пигрин, совершенно ошеломлённые, долго молчали, потом Арриэтта удивлённо произнесла:

– Он рассердился…

– Это вполне понятно, – согласился с ней Пигрин.

– Но я просто сказала правду…

– Откуда тебе это известно?

– Ну как… он же пообещал?

– Если и пообещал, то, возможно, удобного момента не было. – Пигрин хмыкнул. – Он обязательно всё ей расскажет, но когда сам сочтёт нужным. Он считается лишь с собственным мнением, этот Спиллер.

Арриэтта встревожилась:

– То есть ты хочешь сказать, что мне следовало ему верить?

– Что-то в этом духе. Или не слишком торопиться с выводами. – Пигрин нахмурился. – Хотя я ни в коем случае не поддерживаю безумную идею общения с людьми, или человеками, как вы их называете. Это всё безрассудство и глупость, больше ничего! И едва ли будет честно по отношению к твоему отцу…

– Ты не знаешь мисс Мэнсис! – воскликнула Арриэтта, и глаза её опять наполнились слезами. – Но лучше бы я Спиллеру ничего не говорила…

– Не переживай: он с этим справится, – успокоил её Пигрин и помог подняться.

– Понимаешь, он ведь вовсе не плохой…

– Да, мне Спиллер тоже нравится.

– Ну ладно, – со вздохом произнесла Арриэтта. – Думаю, сейчас мне лучше пойти домой, а то ушла я очень рано и родители, должно быть, меня уже хватились. Да и, честно говоря, очень есть хочется.

– Ой, хорошо, что напомнила! – Пигрин сунул руку в карман. – Надеюсь, не раздавил. Нет, всё в порядке.

На ладони у него лежало крошечное яйцо, кремовое, с рыжевато-коричневыми пятнышками.

– Какое красивое! – с восторгом воскликнула Арриэтта и осторожно взяла его.

– Это яйцо синицы. Я нашёл его сегодня утром в одном из моих скворечников. Мне показалось это странным, потому что никакого гнезда там нет. Может, ты захочешь съесть его на завтрак…

– Жалко: оно такое хорошенькое.

– Ну, сегодня вроде как яичный день… – пожал плечами Пигрин.

– Что ты имеешь в виду?

– Этот день люди называют Пасхальным воскресеньем… – Пигрин задумчиво посмотрел на Арриэтту, в то время как та с максимальной осторожностью заворачивала яйцо в свой фартук. – Вообще-то чем меньше расскажет Спиллер, тем лучше, а уж тем более о том, где мы живём сейчас. Об этом никто и никогда не должен знать.