Кэтрин Эпплгейт - Креншоу

Мама с папой переглянулись. Несколько секунд все молчали.

– Ну ладно, тогда мы пойдем, – наконец сказала мама.

Уже у порога папа обернулся:

– Знаешь, Джексон, ты замечательный помощник. Ты никогда не жалуешься и всегда готов подставить плечо. Мы тебе очень благодарны.

Мама послала мне воздушный поцелуй.

– Парень что надо, – согласилась она. И подмигнула папе: – Будем держать его при себе.

Родители закрыли дверь. У меня осталась одна лампа. Ее свет как будто отбрасывал на ковер желтую ухмылку.

Я закрыл глаза. Я представил, как наши вещи будут завтра лежать на траве. Мама права, конечно. Это просто вещи. Кусочки пластика, дерева, картона и железа. Пучки атомов.

Я слишком хорошо знал, что на свете есть люди, у которых нет «Монополии» и кровати в форме гоночной машины. У меня была крыша над головой. Почти всегда у меня была еда. У меня были одежда, одеяла, собака и семья.

Но внутри у меня царила путаница. Я будто проглотил веревку со множеством узлов.

И дело не в том, что надо было расставаться со своими вещами.

Ну ладно, ладно. Может быть, немного и в этом.

И дело не в том, что я чувствовал себя не таким, как другие дети.

Ну ладно, хорошо. Может быть, немного и в этом тоже.

Но что меня больше всего беспокоило, так это то, что я ничего не мог исправить. Ничего не мог проконтролировать. Это как кататься на автодроме в машине без руля. В тебя постоянно врезаются, а тебе остается только сидеть и крепко держаться.

Бам. Хватит ли нам еды на завтра? Бам. Хватит ли у нас денег заплатить за квартиру? Бам. Смогу ли я вернуться в ту же школу весной? Бам. Неужели все повторится?

Я глубоко задышал. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Мои кулаки сжимались и разжимались. Я пытался не думать о Креншоу на экране телевизора или о собачьем печенье, которое я украл.

А потом, так же, как тогда, когда я взял печенье, не понимая зачем, не думая о последствиях, без каких-либо причин, я схватил кружку и швырнул ее в стену.

Бам! Она разлетелась на пластиковые осколки. Мне понравился звук удара.

Я ожидал, что родители вернутся и спросят, что случилось, а потом будут кричать на меня за то, что я разбил кружку, но никто не пришел.

Вода стекала по стене и медленно высыхала, оставляя след, похожий на изображение далекой реки.

Я проснулся посреди ночи перепуганный, весь в поту. Мне снился сон. Что-то про гигантского говорящего кота с бородой из мыльной пены.

Ох!

Арета, обожавшая вздремнуть на моей подушке, если только удавалось ее стащить, пускала слюни на наволочку. Ее лапы дергались во сне. А не Креншоу ли ей снится? – подумал я. Судя по всему, он очень ей понравился.

Погодите-ка. Я почувствовал, как все мои мысли резко остановились, будто герой мультфильма, зависший над пропастью за секунду до падения.

Арета видела Креншоу.

По крайней мере, она на него реагировала. Пыталась его лизнуть. Пыталась с ним поиграть. Чувствовала его присутствие.

У собак феноменально развиты органы чувств. Они могут почувствовать приближение болезни. Или слышать звуки, когда мы слышим тишину. Они могут разрыть кусочек хот-дога, лежащий на самом дне соседской мусорки.

Но несмотря на всю феноменальность собак, не могут же они видеть чужих воображаемых друзей! Не могут же они влезть в мозги к своим хозяевам.

Означает ли это, что Креншоу реален? Или Арета просто реагировала на мои движения? Чувствовала ли она, что я схожу с ума? А может, решила, что я изобрел новую забаву под названием «Давай Поиграем С Огромным Невидимым Котом»?

Я попытался вспомнить, как собака себя вела раньше, когда мы жили в мини-вэне. Чувствовала ли она присутствие Креншоу тогда?

Я не мог вспомнить. Я не хотел вспоминать.

Я закрыл лицо прослюнявленной подушкой и попытался снова уснуть.

– Ква! – раздалось где-то поблизости.

Я открыл глаза. На лбу у меня сидел лягушонок.

Кажется, я его уже видел. Он очень походил на того посетителя подоконника, которого Креншоу хотел съесть.