Герберт Кемоклидзе - Рыцари и львы [Рассказы и сказка]

— Любишь ли ты, мой мальчик, музыку?

— Конечно. Ее все любят.

— Отлично. И за что же ты ее любишь?

— Ну, просто иногда бывает приятно послушать что-нибудь такое хорошее.

— Понятно, — кивнул маэстро. — То есть ты любишь в музыке мелодию и ритм.

— Может быть.

— Так вот и мелодия, и ритм, какие бы чувства в них ни были заложены, — пу-стя-ки! Это говорю тебе я — лучший в мире музыкант, композитор и дирижер. Вся музыка, которая была до меня, — тьфу! Все так называемые великие композиторы не сравнятся со мной. А почему? А потому, что под их музыку можно смеяться или плакать, радоваться или грустить, любить или ненавидеть, негодовать или быть счастливым. А под мою музыку можно одновременно и смеяться, и плакать, и ненавидеть, и быть счастливым. Здорово, да?

— А разве это возможно? — не поверил Димка.

— Для меня невозможного нет! — заверил маэстро. — Я создал величайший шедевр — музыкальную симфу-универсанту. Под нее можно, смеясь, плакать на похоронах, заламывая от горя руки с радостным визгом. Одним словом, музыка на все случаи жизни. Тебе страшно повезло, мой мальчик, — сегодняшнее исполнение симфы я посвящу тебе.

— Большое спасибо. А соседи тоже приглашены на ваш концерт?

— Да они же варвары! — вскричал маэстро. — Что они понимают в музыке! Ты не поверишь, но они меня не ценят! К счастью, я из этого извлекаю пользу для своего искусства. Я продаю им билеты. Каждый, купивший билет, может не слушать мою музыку.

Димка уставился на маэстро:

— Как так?

— Да очень просто! К билету прилагаются одноразовые затычки для ушей. Ведь моя музыка слышна по всей Пустоделии! Ну а доходы от продажи билетов идут на приобретение новых инструментов взамен сломанных и похищенных шайкой Попр.

— Опять шайка! — вздохнул Димка. — Никому нет от нее покоя!

— Да, — согласился маэстро, — ужасное скопище злодеев. Сколько моих творений похищено! Если бы не происки шайки, я стал бы уже известен всему миру… — Он приложил платочек к глазам. — Но нам пора идти, мальчик. Инструмент на плечи — и в дорогу!

Димка взвалил на спину барабан, маэстро взял под мышку скрипку, и они двинулись дальше.

Наконец показалась большая площадка, окруженная наспех сколоченными скамейками. Скамейки пустовали, зато площадка была заставлена музыкальными инструментами всех видов и размеров. Здесь были и рояль, и два пианино, и несколько контрабасов, и гобой, и флейта, и аккордеоны, и гитары… Даже кастаньеты гроздьями висели на веревках, как бельевые прищепки.

Маэстро взволнованно произнес:

— Мой мальчик, замри! Ты в святая святых. Нам предстоит редчайшее наслаждение — приобщение к истинному искусству. Мне нечем тебя угощать в пошлом значении этого слова. Я говорю о еде. Но я угощу тебя изысканной духовной пищей — моею музыкой. Она с успехом заменяет и хлеб, и соль, и колбасу, и треску в томате, и шампиньоны в сметане, и даже утку с яблоками.

Маэстро потеснил инструменты на площадке, чтобы освободить место для барабана-скрипки и скрипки-барабана. Потом он сунул себе в рот шланг, от которого тянулись отводы к духовым инструментам. Затем маэстро зажал в правой руке веревку, соединенную с ударными инструментами. В левую руку маэстро взял длинный смычок, который доставал сразу до всех струнных инструментов. Локти положил на клавиши рояля, а ноги — на барабан. Наконец он отбросил со лба прядь волос, весь напрягся и…

Как будто что-то взорвалось. Димка вдруг почувствовал, что куда-то летит. «Отбросило взрывной волной», — подумал он и стал ждать падения, но падения все не было, словно он летел в бесконечность. Димка кинул взгляд на свои руки — целы ли? Руки почему-то с неимоверной скоростью мелькали у него перед глазами. Он посмотрел на свои ноги. И они мелькали тоже. И тогда Димка понял: он куда-то бежит. Притом бежит так, как никогда еще не бегал даже лучший спортсмен школы.

Кто знает, сколько километров пробежал бы Димка, не налети он на раскладушку, стоявшую на лесной поляне. Потирая ушибленное колено, Димка с трудом поднялся. На раскладушке лежал человек с затычками в ушах и с бородой по пояс. Он рисовал огрызком карандаша большой палец своей ноги. Деревья вокруг поляны были увешаны готовыми рисунками этого же пальца.

— Что такое? Кто позволил входить в неурочные часы? — недовольно сказал бородач. — Посидите в приемной, на диване. Секретарша вас вызовет.