Сакариас Топелиус - Сказки З. Топелиуса, профессора Александровского университета в Гельсингфорсе

Но вдруг по всему небу блеснул золотой луч и лучезарное солнце стало величественно и спокойно подниматься из-за горизонта. В один миг вся природа встрепенулась от радости и снова раздались все голоса в природе: зажужжали комары, запели птички, зашумел водопад и в большом лесу зашелестели ветви и листья.

— Посмотрите теперь! — сказали нищие дети. И в это время Густав и сестра его увидели, что воздух стал быстро наполняться бесчисленными легионами маленьких прозрачных ангелов, которые летели и вверх и вниз, каждый к своему охраняемому, потому что каждое дерево, каждый цветок ж каждое живое существо имеет своего ангела-хранителя.

— Смотри, — сказала Соня брату, — у всех есть свои ангелы-хранители, которые возносят их молитвы к Богу. Только у нас с тобой нет!

— Вы думаете? — сказали нищие дети. — А мы-то кто же? Разве вы не поняли теперь, что мы — ваши ангелы-хранители. И хотя вы нас до сих пор не видали, но вы часто чувствовали нас в своем сердце, каждый раз, когда вы молились Богу, или делали что-нибудь хорошее. Ведь это мы простирали свои крылья над вашей колыбелью, когда вы были малютками; мы всегда сопровождаем вас и именем Бога охраняем от всякого зла на свете; мы же будем сопутствовать вам и всю вашу жизнь, если только вы будете бояться Бога и поступать по его заповедям в повиновении, любви, мире и правде до конца жизни.

По мере того, как бедные дети так говорили, они становились светлыми и такими прозрачными, что сквозь их можно было видеть и солнце, и листву дерев, и, наконец, исчезли совсем, как светлое облако в яркой утренней заре.

Густав и его сестра дали друг другу обещание, что они будут жить всегда так, чтобы их ангелы радовались на них. И как бы в ответ они услыхали в шуме леса и в пении птиц одну величественную, хвалебную песнь Богу: «Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли!»

уравьи все трудились и работали. Им много надобно было сделать. Сначала они должны были плотно заделать свои жилища в своем муравейнике, чтобы зимою быть вполне защищенными от холода. Потом необходимо было обойти все кладовые и убедиться, достанет ли им пищи на пять или на шесть месяцев зимнего заключения. Далее следовало укрепить входы в свой город от нападения неприятелей. Затем надо было очистить дорожки от хвойных игл, и наконец уже влезть на ближайшее дерево и произвести наблюдение над божьим светом, а также поглядеть на облака, и по движению их предугадать приближение зимы!

Кроме всего этого муравьям предстояла еще трудная и печальная работа: им надо было готовить могилу своей умершей великой матери Природе; этим были заняты также и все мельчайшие существа на земле, которых насчитывалось 94 квинтильона, 18 квадрильонов, 400,000 трильонов, 888,000 мильонов, 954,367. Запиши-ка это число! Утверждают что их было столько, но я в точности этого не знаю: быть может их было только 954,367.

Иней уже покрыл поля бесчисленными мильонами жемчужин, которых никто не поднимал. Все поблекшие травы и безлистые деревья стояли уже в печальной траурной одежде; одни только сосны, да ели, всегда одетые в свои темно-зеленые шубы, готовились отряхнуть с себя покрывавший их мох. Ветры — дочери воздуха, сидели в облаках, и рассыпали пушистый снег для покрывала земли. Замерзающие волны с жалобным стоном несли свой плеск к берегам, пока наконец совсем не засыпали под ледяным покрывалом, а маленькие птички, оставшиеся после отлета других, робко пели короткую погребальную песнь под аккомпанемент вечернего шелеста качающихся сосен. Все было так холодно, так пасмурно, так ужасно печально…

Но вот блеснул солнечный луч…

Это был луч настоящего небесного золота и выглянул он из густого снежного облака на блестки инея, на увядшие травы, на безлистые деревья, на темные сосны, на застывшие волны, на маленьких птичек, на трудолюбивых муравьев и на все 94 квинтильона мельчайших живых существ, — сколько именно их было, я позабыл, — и в одно мгновение все изменилось.

— Что же это? — сказал филин, который сидя на флагштоке пытался запеть басом гимн наступавшей осени, начинавшийся словами: «Осень пришла, я слышу шум бури». И какой резкий и неприятный был у него голос, но что же было делать, когда все певчие птицы улетели. — Что это? — продолжал он, — я вовсе не понимаю, отчего так фальшиво пою; я не могу даже прочесть ни одной ноты, когда солнце светит мне прямо в глаза.