Сакариас Топелиус: Звездоглазка

А случилось это некогда в Сочельник.

Лежало однажды в снежном сугробе малое дитя.

Как оно попало туда?.. Да его просто потеряли.

Старый лопарь ехал в своей пулке, запряженной оленем, в пустынных безлюдных горах, а следом за ним в другой пулке с оленем поспешала его жена. Сверкал снег, искрилось, переливаясь всеми цветами радуги, Северное сияние, на небе светили ясные звезды. Женщина держала в объятиях младенца, укутанного в толстую полость из оленьей шкуры.

Лопарь находил их поездку прекрасной, и все время оглядывался, не отстает ли от него жена. Она ехала одна в своих маленьких лапландских санях-пулке, ведь олень не может везти более одного ездока.

Только они поднялись на самую высокую вершину гор и собирались спуститься вниз с перевала, как повстречали волков, огромную стаю, их было сорок или пятьдесят, как это часто случается в Лапландии. Волки, которым не удалось полакомиться олениной, выли от голода и тотчас помчались следом за лопарем и его женой. Почуяв волков, олени обратились в бегство. С головокружительной быстротой ринулись они вниз с горы, да так, что сани непрестанно кренились, бесконечно объезжая сугробы. Однако лопарь с лопаркой были привычны к такой езде, они крепко держались за сани, правда, ни видеть, ни слышать ничего не могли.

В этой суматохе и случилось так, что лопарка выронила ребенка в снег. Но даже отчаянные ее крики не могли остановить бег оленя. Олень чуял, что волки следуют за ними по пятам. Он прядал ушами и мчался еще быстрее. Его кости трещали так, словно кто-то щелкал орехи.

Вскоре олени и пулки были уже далеко впереди.

Маленькое дитя лежало в сугробе в своей оленьей полости и разглядывало звезды. Миг — и волки уже там, а ребенок не в силах шевельнуть ни ручкой, ни ножкой, он лишь глядел на волков. Младенец не плакал, не шевелился, он только глядел…

Но невинные глазки малютки обладают диковинной силой. Голодные хищники остановили свой бег и не посмели тронуть дитя. Некоторое время они молча постояли, глядя на него. Потом быстро умчались прочь по оленьим следам — продолжить охоту.

Младенец одиноко лежал зимней ночью в снегу на огромной безлюдной дикой вересковой пустоши. Он смотрел на звезды, а звезды смотрели на дитя, и между ними возникла дружба. Казалось, звезды — эти непомерно огромные бесчисленные и прекрасные отдаленные солнца, что зажигаются в ночном небе, сжалились над беззащитным земным дитятей, лежавшим на заснеженной земле, и пока они смотрели на него, а он смотрел на них, звездный свет задержался в глазах ребенка.

Однако же младенец все равно замерз бы насмерть, если бы Господь не распорядился так, что той же дорогой по дикой безлюдной вересковой пустоши ехал еще один путник.

То был финский новосел из прихода Энаре, который вез из норвежского города Вадсё соль и муку на Рождество. Он нашел ребенка, поднял его и положил в сани.

Новосел вернулся домой в свою усадьбу под утро в Сочельник, когда колокола в церкви прихода Энаре начали звонить к заутрене. Он внес ребенка в теплую горницу и протянул его жене.

— Вот тебе рождественский подарок, Лису, — сказал он, стряхивая иней со своих каштановых волос.

И рассказал, как нашел ребенка.

Жена новосела взяла ребенка, вытащила его из оленьей полости и напоила теплым молоком.

— Бог послал тебя нам, бедное ты дитятко, — молвила она. — Как же ты чудно смотришь на меня! Коли нет у тебя ни отца ни матери, Симон Сорса будет тебе отцом, я буду тебе матерью, а ты будешь — наше дитя. Малыши Симму, Пальте и Матте будут рады сестренке, ведь я вижу, что ты — девочка. Надеюсь, ты — крещеная?

— Кто его знает, полагаться на это нельзя, — заметил новосел Симон Сорса. — Добираться в церковь и к пастору лопарям далеко, поэтому они ждут, когда ребятишек наберется целая куча, и тогда везут их сами к пастору. А когда он окрестит их, говорят «Аминь»! Раз нынче в церкви Рождественская заутреня, девочку лучше всего сейчас же отнести туда да и окрестить.

Жена сочла совет Симона добрым, и найденку тут же окрестили и нарекли в честь названой матери — Элисабет. Пастор немало подивился тому, что, когда он благословлял девочку, глазки ее сияли, словно звездочки. И поэтому он шутя молвил: