Кэтрин Эпплгейт - Дерево желаний

Шестнадцать лет, одна и без гроша в кармане – Мэйв жила в одной комнате с пятью другими иммигрантами. Она работала круглые сутки: убирала, готовила – в общем, делала все возможное, чтобы выжить.

У Мэйв было доброе сердце и особенный дар ухаживать за больными. Никакими специальными познаниями или тайными снадобьями девушка не обладала. Но она была отзывчивой и терпеливой и не хуже других знала, как облегчить лихорадку прохладным компрессом на лоб. И была готова учиться тому, чего не знала.

Шло время, о способностях Мэйв распространялась молва. Люди приводили к ней больных поросят и хромых лошадей, кашляющих стариков и беспокойных малышей. Мэйв всегда предупреждала, что не знает, сумеет ли помочь. Но у людей в нашем районе не хватало денег на лекаря, и они обращались к ней.

А раз люди верили, что она может им помочь, Мэйв пыталась оправдать их ожидания.

Когда это у нее получалось и даже когда не получалось, пациенты и их родные приносили девушке небольшие подарки: выструганную фигурку птицы, шпильку для волос, полбуханки хлеба. Однажды кто-то даже оставил ей дневник в кожаном переплете с замочком, который открывался маленьким серебряным ключиком.

Когда Мэйв излечивала больных, люди оставляли знаки благодарности в моем дупле. Эта рана была еще свежая, ей было меньше года. Но дупло было обращено к дому Мэйв, а не на улицу, и в нем можно было спокойно оставить подарок.

Тогда-то я и понял, что дупла могут быть полезны людям, а не только птицам и животным.

Я и не подозревал насколько полезны.

Шли годы, и Мэйв укоренилась в нашем районе не хуже меня, хотя приезжие из других краев продолжали съезжаться сюда. Откуда бы родом ни были ее пациенты, Мэйв делала для них все, что могла.

Я окреп, самые старые мои ветви стали терять свою упругость, тень моя удлинилась. Вокруг выросли новые деревья и кусты, но солнца хватало на всех, и мы никогда не страдали от жажды.

К тому времени я уже служил домом для множества зверей, по большей части для мышей и бурундуков. У меня была задушевная подруга – молодая серая белка по имени Белиберда (все беличьи имена начинаются на «БЕЛ»).

Мэйв Белиберда особенно любила: девушка часто отдавала белочке объедки со своего стола.

Мы с Белибердой втайне тревожились за Мэйв. В прошлом у девушки бывали ухажеры, но из этих романов ничего не вышло. Друзей у нее было хоть отбавляй, да и работы невпроворот. И все же она казалась одинокой. В Мэйв было много любви, но подарить эту любовь было некому.

Порой Мэйв писала о своей печали и тоске в дневнике. Она писала об ирландской природе, исчезающей в дымке ее воспоминаний. Она писала о своих родных, давно покинувших этот мир. Она писала о своих потаенных надеждах.

Мэйв обожала ранние утренние часы, когда мир окутан туманом, а небо лишь манит обещанием солнца. Она опиралась на мой ствол, закрывала глаза и мурлыкала мелодию из своего детства. Бывало, она рассказывала о своих страхах и радостях, и мы с Белибердой сочувственно кивали ей.

Однажды на рассвете, первого мая, Мэйв вышла ко мне. К моему удивлению, она потянулась к нижнему суку и осторожно привязала к нему отрезок голубой полосатой ткани. И прошептала:

– Я хочу любить кого-нибудь всем сердцем.

Это было мое первое желание. Первое из многих.

Прошло несколько недель. Проходящие мимо ирландцы понимающе кивали при виде развевающегося на ветру кусочка ткани. Мэйв объясняла своим мелодичным голосом:

– Это мой оборванец. Не боярышник, конечно, но сойдет.

Когда мимо проходили люди, не знакомые с ирландскими обычаями, они хмурились при виде тряпки или даже пытались ее снять. Мэйв грозила:

– Руки прочь от моего желания!

Снова и снова девушка терпеливо объясняла, что в ее родных краях привязывать записочки с желаниями к дереву-оборванцу – давно устоявшаяся традиция.

Люди, бывало, спрашивали Мэйв, какое желание она загадала. Она говорила им правду со вздохом и горькой улыбкой:

– Да ничего такого. Просто хочется любить кого-то всем сердцем. Ничего особенного.

Некоторые смеялись. Некоторые закатывали глаза.

– Милая, желание на тряпке не принесет тебе любви, – говорили они.

Но чаще всего люди сочувственно улыбались Мэйв, сжимали ее руку, понимающе кивали.

А потом спрашивали, можно ли им загадать свое желание.

Прошел еще год. С приближением мая я обнаружил на своих ветвях больше лоскутов, чем набухающих почек.