Джанни Родари - Гондола-призрак

Хлебожуй немедленно протянул Панталоне все требуемое. Более того, он уселся за столик, всем своим видом выражая усердие.

— Прикажете написать? — спросил он.

— Молодец, ценю. Наконец-то я вижу молодого человека, который знает, как себя вести. Пиши-пиши, я в долгу не останусь. Как тебя зовут?

— Хлебожуй, к вашим услугам!

— Вот и хорошо. Пиши же: «Я, Панталоне дей Бизоньози, венецианский кавалер [33] Едва ли Панталоне был настоящим «кавалером», то есть дворянином; но в торговой республике, каковой была Венеция, богатый купец и впрямь не уступал по значению и влиянию потомку рыцарей. Так что Панталоне если и бахвалится, то лишь самую малость. , оказавшись в руках у пиратов и предвидя неминуемую смерть, доброму юноше Хлебужую, исполненному многими достоинствами, в знак своей приязни оставляю…»

— «…оставляю». Готово. Продолжайте, прошу вас. Так что вы мне оставляете?

— Оставляю… Оставляю… Дай-ка подумать. Я бы мог тебе оставить свои деньги, но боюсь, они введут тебя в искушение и ты пустишься во все тяжкие. Лучше оставить тебе недвижимость, а не звонкую монету. Так вот, я оставлю тебе… Нет-нет, дом не могу оставить! Придется платить налоги, содержать прислугу. Это будет для тебя головная боль. Ага, придумал! Пиши: «оставляю гондолу, которую у меня украли».

Дружный хохот покрыл слова старого скряги. Тот пожал плечами и повернулся к своим сокамерникам спиной.

оломбине пришлось не раз и не два повторить свою историю, прежде чем ее (с ее историей) пропустили к коменданту Пьомби.

Которому, несмотря на то что стояла глубокая ночь, никак не удавалось заснуть. Его терзали ужасные сомнения. Как помнит читатель, никто из его подчиненных так и не решился доложить ему о побеге Пульчинеллы. Опасаясь гнева коменданта, они один за другим сказывались больными, самовольно покидали службу, прикидывались мертвыми или похищенными пиратами.

У несчастного коменданта осталось в наличии лишь двое подчиненных — бедолаг, которым просто некуда было податься. Мало того, побег Пульчинеллы оказался для них настоящим подарком судьбы. Дважды в день с тюремной кухни сбежавшему арестанту по-прежнему присылали тарелку супа, которую тюремщики по-братски делили между собой вдобавок к собственной трапезе и, таким образом, впервые в жизни ели досыта.

Сомнения, терзавшие коменданта, произнеси он их вслух, звучали бы так: «Не сглазил ли кто-то мою тюрьму? На моих людей обрушивается одно несчастье за другим. Может быть, скоро настанет и мой черед попасть в лапы разбойников или загнуться от холеры? Нет, без сглаза здесь явно не обошлось. Надо принять меры».

В этот самый момент ему доложили, что какая-то женщина желает видеть его по неотложному делу.

Комендант снял наусники (которые всегда надевал на ночь, чтобы усы оставались прямыми и ровными), нацепил на лысую голову парик и вышел к нежданной посетительнице, от которой узнал ужасные и действительно важные новости.

Панталоне справедливо считался одним из богатейших купцов города. Его похищение — безусловно, веский довод оповестить Совет Десяти. О чем комендант немедленно и распорядился, попросив Коломбину подождать в его кабинете. А пока посыльный несся из Пьомби во Дворец Дожей [34] Путь недалек: эти здания расположены рядом, по разные стороны одного канала, и соединены между собой Мостом Вздохов. , решил самолично навестить сиятельного узника, о котором шла речь в пиратском послании. И лишь тогда обратил внимание на отсутствие Пульчинеллы.

— А эта камера разве не для двоих предназначена? — вежливо осведомился комендант у сопровождавшего его тюремщика.

— Так точно, ваш-сиясь! — выпалил тот. — Но второй заключенный, неаполитанский воришка Пульчинелла, временно помещен в лазарет. Холера с ним приключилась.

«И он тоже!», — с ужасом подумал комендант и суеверно потрогал железный ключ, чтобы отвести несчастье.

Тюремщик заготовил такой ответ давным-давно. Потому что хорошо понимал: стоит только начальнику тюрьмы заслышать про холеру, как он немедленно выкинет из головы само существование Пульчинеллы.

И действительно, комендант как раз думал: «Довольно с меня этого Пульчинеллы. От одного его имени у меня озноб начинается. Подцепил холеру? Вот и хорошо, пусть убирается на тот свет как можно скорее».