Эльвира Смелик - Неправильный ангел [СИ]

Она, конечно, участвовала в коллективных играх, и не раз. В реабилитационном центре, на разных там мероприятиях, устраиваемых специально для многодетных семей и детей-инвалидов.

Они выстраивались в круг или в линию, вперемешку, колясочники и ходячие дети, повторяли за ведущим жесты, передавали мячик или что там ещё, толпились в очереди на аквагрим, с изумлением следили, как всего в несколько движений из длинного, похожего на бесконечную сосиску шарика получается собачка или цветок. Было весело, было здорово. И все равно больше любых чудес хотелось оказаться на месте тех, кто свободно бегает, прыгает, кто, спрятавшись за высоким диваном, пугает родителей своим исчезновением, а потом выскакивает радостно, несётся им навстречу и вопит: «Мама! Папа! Я здесь!»

Мама! Папа!

Дашу так и подбросило вверх.

— Сколько времени?

Родители приходят с работы после пяти. Папа — иногда позже, но мама старается не задерживаться. А дома — совершенно пусто. И нет надежды на веселый розыгрыш: Даша в коляске не спрячется за придвинутым к стене диваном и не поместиться в шкаф.

Мартин неторопливо повел рукой куда-то в сторону.

— Уже вечер.

Солнце клонилось к закату, примеряя прилёгшим у горизонта облакам сиреневое и розовое, но Даше было не до красот. За невероятную точность в определении временных интервалов Мартина хотелось придушить, но и на это не было ни минуты.

— А у нас там сейчас столько же?

— Если Лала не поставила разделитель времени, то да, — неспешно произнёс Мартин, тщательно выговаривая каждое слово. — Но она, скорее всего, поставила. В чём-чём, а в этом она немного соображает. Значит, здесь и там время теперь течёт независимо. Пока отсутствуешь, там пройдёт минут десять, от силы — полчаса. Если, конечно, не задержишься здесь слишком надолго. Так что можешь частично не волноваться.

— Можешь совсем не волноваться! — раздался голос Лалы. — Поставила я разделитель.

— Ты где пропадала? — поинтересовалась Даша.

— Везде помаленьку, — принцесса беззаботно махнула рукой, но во взгляде её скрывалась какая-то тайна, вспыхивала яркими искрами, затухала под взмахом ресниц.

Секрет для двоих, Лалы и Даши. А Мартину знать не обязательно.

Солнце одним боком уже коснулось облачной перины. Наползали сумерки, приглушая не только свет, но и громкие звуки, обволакивая покоем и умиротворением. Шум стих, на какое-то мгновенье окрестности накрыла тишина, густая и осязаемая, как туман, но потом, из глубины её плотных клубов вынырнул голос. Сначала одинокий и робкий, он креп постепенно, вбирая в себя другие голоса. Песня, тягучая, плавная, торжественная, заполнила мир, поплыла ввысь, к темнеющему небу, зажигая первые звезды.

Опять неведомый язык, его слова не понимаешь, но чувствуешь. Они проникают в тебя, вызывая печаль и радость, придавая сил и успокаивая.

Когда замолкли последние отзвуки песни, Даша не сразу решилась нарушить молчание, хотя очень хотелось узнать.

— Что это?

Словоохотливый Мартин почему-то смолчал, отодвинулся в тень, будто спрятался. Ответила Лала.

— Это очень древняя песня. Её всегда поют на празднике урожая. Она, как благодарность сердцу Ригании.

Перед сном они сидели рядышком, забравшись с ногами на кровать. Как настоящие подружки. Как сестрёнки.

Даша устала, её клонило в сон, и все равно хотелось, чтобы Лала не уходила в свою комнату как можно дольше. А принцесса и не торопилась.

— Знаешь, что я услышала на празднике?

Даже среди всеобщего веселья, когда другие беззаботно развлекаются, она не переставала думать о деле. Какая же она!

— Говорили, что на Синих болотах есть какой-то древний тайник. Может в нем и спрятано сердце?

— И до сих пор никто не выяснил, что там? — засомневалась Даша.

— Пытались. Да только одни вернулись, так ничего и не найдя. А другие… — Лала сделала паузу, вздохнула, — совсем не вернулись. Это же Синие болота! Бездорожье, топи, туманы.

Принцесса посмотрела на Дашу немного виновато, не решаясь предложить рискованное путешествие, но и с надеждой.

— Но если туда никак не пройти…

Не то чтобы Даша очень испугалась — получив возможность свободно передвигаться после долгого затворничества, она чувствовала в себе огромные силы и неизбывное желание что-то делать, действовать, куда-то стремиться, — не хотелось, чтобы старания пропали напрасно. Вдруг они тоже заблудятся в болотах, или бессмысленно проплутают несколько дней (про вариант «совсем не вернулись» думать не хотелось), а у них нет права и времени на бесконечные ошибки и впустую закончившиеся попытки.