Якоб Гримм - Сказки

– Вперёд, вперёд! – орала толпа во дворе храброму герою.

– Кто стоял бы здесь на моём месте, тот не кричал бы «вперёд», – ответил он им.

Правда, он поставил ногу на одну ступеньку повыше, но задрожал и, едва не лишившись чувств, пустился в обратный путь.

Не нашлось теперь никого, кто захотел бы подвергнуть себя опасности.

– Чудовище, – говорили они, – одним лишь своим дыханьем отравило и ранило насмерть самого могучего из всех нас, так следует ли нам рисковать своей жизнью?

И они стали советоваться, что теперь делать, чтобы не погиб весь город. Долгое время всем казалось, что все усилия напрасны, но бургомистр, наконец, нашёл выход.

– Я держусь того мнения, – сказал он, – что следует уплатить хозяину из общественных средств за этот амбар со всем тем, что в нём находится, за зерно, солому и сено, чтобы не подвергать его убыткам, а потом всё здание сжечь, а заодно с ним и страшного зверя, и тогда никому не придётся подвергать свою жизнь опасности. В данном случае бережливость ни к чему, а скряжничество нас до добра не доведёт.

Все с ним согласились. Амбар подожгли со всех четырёх сторон, и сгорела с ним заодно и несчастная сова. А кто этому не поверит, пускай отправится туда сам и обо всём у людей расспросит.

Давным-давно тому назад была такая земля, где ночь всегда была тёмной и небо было точно чёрным покровом укрыто, – а всё оттого, что там никогда не всходила луна и не сияла в темноте ни одна звезда. В начале сотворения мира достаточно было и одного ночника. И вот отправились однажды из той стороны четверо парней странствовать. Пришли они в другое государство, а там вечером, только солнце скроется за горами, всходит на дубе светящийся круг и льёт повсюду свой мягкий свет. И при свете том можно всё хорошо видеть и различать, хотя свет и не такой яркий, как у солнца.

Остановились странники и спрашивают у проезжего крестьянина, что это за свет.

– Да это луна! – ответил он им. – Наш сельский староста купил её за три талера и привязал к дубу. Надо в неё каждый день подливать масла и держать её в чистоте и порядке, чтоб она всегда светила ярко. За это получает он с нас каждую неделю по талеру.

Поехал крестьянин дальше, а один из парней и говорит:

– Эту масляную лампу мы могли бы пустить в дело: ведь дома у нас есть дуб, такой же большой, как и этот, и мы могли бы её повесить на нём.

Вот была бы радость, если бы нам не приходилось бродить в потёмках!

– Знаете что? – сказал второй. – Давайте-ка достанем повозку и лошадей и увезём отсюда луну. А они тут купят себе другую.

– Я умею хорошо лазить, – сказал третий, – я уж её достану!

Четвёртый привёл повозку и лошадей, а третий взобрался на дерево, проделал в луне дырку, просунул в неё верёвку и спустил её вниз. Когда сияющий шар лежал уже на повозке, они накрыли его рядном, чтоб никто не заметил покражи. Они благополучно привезли луну к себе на родину и повесили на высоком дубу. Старые и малые – все радовались, когда новая лампа стала освещать кругом все поля и светила в горницы. Вышли карлики из горных пещер, а маленькие домовые в своих красных кафтанчиках стали вести на лугах хоровод.

Четверо парней заботились о том, чтоб было в луне масла достаточно, поправляли фитиль и получали за это каждую неделю талер.

Но вот, наконец, сделались они уже дряхлыми стариками, и когда один из них заболел и увидел, что смерть уже близка, он распорядился, чтобы четвёртую часть луны, как принадлежащую ему собственность, положили с ним вместе в гроб. Когда он помер, сельский староста взобрался на дерево и отрезал садовыми ножницами четверть луны и положил её в гроб. И стало лунного света меньше, но это было еле заметно. Когда умер второй, положили ему в гроб вторую четверть, и света стало ещё меньше. Но ещё слабее он стал после смерти третьего, который взял тоже свою часть, а умер четвёртый – и наступила опять прежняя темень. Выйдут люди вечером без фонаря и натыкаются друг на друга лбами.

Когда части луны в преисподней опять соединились, то там, где прежде была всегда темнота, стало светлей, и мёртвые зашевелились и очнулись от сна. Они удивились, что могут снова видеть; лунного света было для них достаточно, ведь глаза у них ослабели, и они не могли переносить яркого солнца. Они поднялись, повеселели и стали опять жить по-прежнему. Одни из них начали играть и плясать, а другие бросились по харчевням, стали требовать себе вина и напились допьяна; начали меж собой ссориться и браниться и пустили в ход свои дубинки, и все передрались. Шум становился всё сильней и сильней и дошёл, наконец, до самого неба.