Между тем Йу сделался важной шишкой, он так круто заправлял в своём деле и так властно себя поставил, что всех держал в страхе, никто не смел ему и слова поперёк сказать.
На чердаке у него выстроилось в ряд несколько мер серебра, к тому времени он уже снабжал лодками всю округу.
И вот как-то раз поехали его братья в церковь к воскресной службе, они сели в новую десятивесельную лодку и взяли с собой младшую сестрёнку Мальфри.
Вечер настал, а их все нет как нет. Пришёл подмастерье и стал советовать, что надо бы снарядить лодку на розыски, — начиналась непогода.
Йу с отвесом в руках занимался в это время разметкой следующего бота, на этот раз он задумал построить такое большое и замечательное судно, чтобы все остальные не шли рядом с ним ни в какое сравнение.
— Что же, по-твоему, они отправились в море на таком корыте, на каких у нас раньше плавали? — прикрикнул Йу на своего помощника и выставил его, так что тот не успел даже опомниться.
А ночью Йу не мог сомкнуть глаз, слушая, как воет ветер и бьётся в стену, а с моря несутся протяжные крики.
Вдруг в дверь постучали, и, кто-то его окликнул.
— А ну вас! Ступайте, откуда пришли! — сказал Йу и перевернулся на другой бок.
Немного погодя будто бы маленькие пальчики заскреблись за дверью, и снова — тук-тук!
— Уймитесь! — рявкнул Йу. — Ночь на дворе, а вы спать не даёте! В своём доме человеку покоя нет!
Но возня под дверью все продолжалась, кто-то там шебаршился, как будто никак не мог дотянуться до дверной ручки.
Все выше и выше елозили по двери невидимые ручонки.
А Йу, будто бы так и надо, знай себе хохочет.
— Где это видано, чтобы большая десятивесельная лодка с Морских островов опрокинулась оттого, что ветер подул! — продолжал он насмешничать.
Но тут ручка двери дрогнула, опустилась, и дверь распахнулась.
Глядит Йу, а на пороге Мальфри с матушкой и все братья. Вокруг них тлело морское свечение, с одежды стекала вода.
У всех были бледные, землистые лица, на губах застыла предсмертная судорога.
Окоченелая ручонка Мальфри обвивала шею матери; видать, вцепилась в последний свой смертный миг; девочка плакала и жалостно укоряла брата, что сгубил её молодую жизнь, не уберёг от погибели.
Тут уж Йу понял, отчего они не возвращаются.
Точно ветром его подхватило, кинулся он в тёмную ночь, кликнул людей на помощь; люди сбежались, разделились по лодкам, отчалили.
Вышли в море, долго везде искали, да все понапрасну.
А на другой день, когда уж совсем светло стало, волны вынесли к берегу пропавшую лодку, она плыла вверх днищем, а в днище на месте киля зияла пустая дыра.
Тут уж Йу понял, кто был виновником.
Но с той ночи, как у него погибла вся семья, все переменилось для Йу в родном селении.
Днём, пока звенели топоры, со стуком опускались и шуршали по доскам рубанки, пока со всех сторон раздавался перестук молотков, там шла привычная жизнь, и на берегу все теснее становилось от строящихся лодок, которые стояли бок о бок, сгрудившись, как птицы на гнездовье.
Но едва наступал вечер и смолкал дневной шум, к Йу приходили гости.
Хлопотунья-матушка шаркала по комнатам и копошилась в шкафах, выдвигала и задвигала ящики; потом лестница начинала скрипеть под грузной поступью братьев, которые подымались наверх, в спальные комнаты.
Йу разучился спать по ночам.
Иногда приходила малютка Мальфри, и стонала, и вздыхала под дверью.
И вот, лёжа в кровати, Йу бессонными ночами принимался считать и прикидывать, сколько же лодок с негодными килями вышло из его мастерской и пустилось в плаванье.
Счёт получался длинный, и чем длиннее, тем больше становилось лодок-призраков.
Тогда Йу вскакивал и в кромешной тьме спешил туда, где стояли лодочные сараи и навесы:
Возле каждой лодки он опускался на корточки, водил вдоль борта коптилкой и выстукивал молотком её киль, стараясь угадать, которая из них седьмая, но сколько ни вглядывался и ни прислушивался, ни разу не заметил ничего особенного. Все лодки были прочные и справные; где ни колупни, всюду из-под чёрной смоляной краски выглядывало светлое, чистое дерево.
Однажды ночью на него опять напал страх при мысли о новой трехпарной лодке, которая стояла у причала и завтра должна была выйти в море. Тревога не отпускала и наконец погнала его на пристань, чтобы ещё раз проверить, все ли в порядке с килем.
Он залез в лодку, сел на корме и нагнулся, чтобы посветить лампой, как вдруг на него пахнуло от воды густой и тяжёлой гнилью.
Читать дальше