Кейт ДиКамилло - Удивительное путешествие кролика Эдварда

И, по-прежнему придерживая Эдварда на крепком плече, рыбак прошёл по тропинке к маленькому зелёному домику.

– Эй, Нелли, – сказал он. – Я тебе кое-что из моря принёс.

– Ничего мне не нужно из твоего моря, – послышался голос.

– Ну, ладно, Неллечка, перестань. Посмотри лучше, что тут у меня.

Из кухни, вытирая руки о фартук, вышла старушка. Увидев Эдварда, она всплеснула руками, захлопала в ладоши и сказала:

– Бог мой, Лоренс, ты притащил мне кролика!

– Прямиком из моря, – сказал Лоренс.

Он снял Эдварда с плеча, поставил на пол и, придерживая за лапки, заставил низко поклониться Нелли.

– Господи боже мой! – воскликнула Нелли и стиснула руки на груди.

Лоренс вручил ей Эдварда.

Нелли взяла кролика, придирчиво осмотрела его с ног до головы и улыбнулась.

– Господи, бывает же на свете такая красота! Эдвард тут же решил, что Нелли – хороший человек.

– Да она красавица, – выдохнула Нелли.

Эдвард пришёл в замешательство. Она? Кто она? Он, Эдвард, безусловно, красавец, но никак не красавица.

– Как же мне её назвать-то?

– Может, Сюзанной? – сказал Лоренс.

– Да, годится, – сказала Нелли. – Пусть будет Сюзанна. – И она посмотрела прямо в глаза Эдварду. – Сюзанне надо перво-наперво справить новую одёжку, верно?

Вот так Эдвард Тюлейн и стал Сюзанной. Нелли сшила ему несколько одёжек: для особо торжественных случаев – розовое платье с оборками, на каждый день – одежду попроще из ткани в цветочек, а ещё длинную белую ситцевую ночную рубашку. Кроме того, она починила ему уши: просто общипала остатки старой свалявшейся шерсти и сделала пару новёхоньких ушек из бархата.

Закончив, Нелли сказала:

– Ой, какая же ты хорошенькая!

Сначала Эдвард был в полном смятении. Он всё-таки кролик, а не крольчиха, он – мужчина! Он совсем не хочет одеваться по-девчачьи. Кроме того, одежда, сшитая Нелли, была очень проста, даже та, которая предназначалась для торжественных случаев. Ей не хватало элегантности и замечательной выделки той, прежней, одежды, к которой Эдвард привык в доме Абилин. Но потом он вспомнил, как лежал на дне океана, уткнувшись лицом в песок, а звёзды были далеко-далеко. И он сказал себе: «Да какая разница, девчонка или мальчишка? Подумаешь, похожу в платье».

Вообще ему отлично жилось в маленьком зелёном домике с рыбаком и его женой. Нелли любила печь разные вкусности и целые дни проводила на кухне. Эдварда она сажала на высокий столик, прислоняла к банке с мукой и расправляла ему платьице, чтобы оно прикрывало коленки. А уши его она разворачивала так, чтобы он мог её хорошо слышать.

Потом она принималась за работу: ставила опару для хлеба, раскатывала тесто для печенья и пирожков. И вскоре кухня наполнялась ароматом пекущейся сдобы и сладостными запахами корицы, сахара и гвоздики. Окна запотевали. Работая, Нелли без умолку болтала.

Она рассказала Эдварду о своих детях: о дочери Лолли, которая работает секретаршей, и о мальчиках. Ральф сейчас служит в армии, а Раймонд умер от воспаления лёгких давным-давно.

– Он захлебнулся, у него была вода внутри тела. Это совершенно ужасно, это невыносимо, хуже ничего не бывает, – говорила Нелли, – когда кто-то, кого ты так любишь, умирает прямо у тебя на глазах, а ты ничем не можешь ему помочь. Мой мальчик снится мне почти каждую ночь.

Нелли вытирала уголки глаз тыльной стороной руки. И улыбалась Эдварду.

– Ты, Сюзанна, небось думаешь, что я совсем с ума сошла, с игрушкой разговариваю. Но мне-то кажется, что ты меня и вправду слушаешь.

И Эдвард с удивлением обнаружил, что он действительно слушает. Прежде, когда с ним разговаривала Абилин, все слова казались ему скучными и бессмысленными. Теперь же рассказы Нелли казались ему самыми важными на свете, и он слушал, будто сама жизнь его зависела от того, что говорит эта старушка. Он даже подумал, что, может быть, в его фарфоровую голову как-то проник песок со дна океана и в голове что-то повредилось.

А по вечерам домой с моря возвращался Лоренс, и они садились есть. Эдвард сидел за столом вместе с рыбаком и его женой на старом высоком детском стульчике, и хотя сначала это его ужасало (ведь детские стульчики предназначены для детей, а не для элегантных кроликов), но скоро он ко всему вполне привык. Ему нравилось сидеть, не уткнувшись в скатерть, как когда-то в доме Тюлейнов, а высоко, чтобы его взору представал весь стол. Ему нравилось во всём принимать участие.