Юрий Розенблюм - О чём пела золотая кукушка

А на голой вершине Кирим-тасхыла вел свой последний бой Албыган. Иссеченный саблями, исколотый пиками, старый алып ничего не ведал о горькой судьбе своей несчастной жены и осиротевших дочерей. Он прощался с жизнью, и мысли его, словно стая белокрылых птиц, неслись туда, в долину Хан-Харасуга, где некогда царили покой и счастье.

— Прощай, любезная сердцу моему земля предков… — шептал Албыган. — Я умираю один, преданный неразумным Хулатаем, вдали от верной жены Ай-Арыг и сладкоречивой Алтын-Кеёк. Кто утешит их в беде, кто разделит с ними радость и горе?..

Так и не узнал старый Албыган в свой смертный час, что изрубленное тело Ай-Арыг выброшено из разграбленного белого дворца, что любимая дочь его Алтын-Кеёк с малюткой сестрой нашла приют в травяном шалаше, скрытом от злобных вражеских глаз вечнозеленой таежной чащобой, раскинувшейся по берегам чистоструйного Хан-Харасуга.

…Не по дням, а по часам растет младшая дочь Албыгана — прекрасная Чарых-Кеёк. Беспечно играет она на берегу ласково журчащей речки, и странны, непонятны ей горестные слова Алтын-Кеёк:

— Страшная беда пришла на землю наших отцов и дедов. Из последних сил дерется богатырь Албыган на вершине Кирим-тасхыла, а наша мать, любимая Ай-Арыг, умывшись слезами и кровью, навечно обнялась с холодной землей. Что мы будем делать с тобой, малютка Чарых-Кеёк? Кто даст нам ночлег и пищу? Кто одарит ласковым словом и не оставит в беде? Непослушный брат наш Хулатай превратился в каменную глыбу, которую сечет холодный ливень и обдувает жестокий ветер. Нет теперь у нас ни близких, ни родных! Серокрылой кукушкой взовьюсь я в небо и полечу в чужедальние края, где ярко светит солнце и не бывает стужи, где не падают листья и не вянет трава, где мирно пасется не знающий числа скот и звучит веселая песня семиструнного чатхана. А ты жди меня, малютка Чарых-Кеёк. Шалаш укроет тебя от недобрых глаз, своей голубой водой ласковый Хан-Харасуг напоит тебя, рыбой, которую он щедро выбросит на берег, ты утолишь свой голод…

И в эту минуту смолк скрежет скрещенных мечей, треск ломающихся в схватке пик и стон раненых, доносившийся с вершины Кирим-тасхыла, где все еще шло кровавое побоище. В тревожной тишине притаилась тайга, остановил свои воды ласковый Хан-Харасуг, замерли, прислушиваясь, остроконечные горы, замолкли крылатые птицы и когтистые звери. И тогда, из-под самых облаков, с голой макушки горы, как далекое эхо, донесся печальный голос старого Албыгана. Умирающий богатырь прощался со своим народом:

— Дорогие сердцу моему люди! Хозяева гор и тайги, воды и огня, я навсегда покидаю вас! Передо мной открылись ворота безлунного мира, и я прощаюсь с солнцем и небом, с ласковой водой Хан-Харасуга и милыми взору моему скалами родного Кирима. Прости, милый край, что в трудный час я оставляю тебя в жестокой беде на поругание врагу! Прощайте, люди!..

Не было в окрестности горы, не слышавшей последних слов Албыгана, не было деревьев ста пород, пернатого хищника и четвероногого зверя, которых бы не тронула прощальная речь мудрейшего из мудрых.

Слезы кровавой пеленой легли на глаза матерей, девушки, не в, силах бороться с рыданиями, словно подкошенные падали на холодную землю.

Объятая горем, осиротевшая Алтын-Кеёк всплеснула руками, и стали они крыльями. Подхваченная могучим порывом теплого ветра, обернулась она кукушкой и полетела в небесную даль, навстречу огнеликому солнцу по дороге звезд.

А у подножия Кирим-тасхыла уже хозяйничали воины кровавоглазого Юзут-Хана. Они разрушили белый дворец, разметали все юрты и захватили несметные богатства, вытоптали травы и не оставили ни одного пня. Всепожирающий Юзут-Хан захотел повернуть вспять русло теплоструйного Хан-Харасуга, но не хватило сил; задумал сжечь островерхий Кирим-тасхыл, но не смог; хотел выдернуть из земли золотую коновязь, да не поддалась она ему.

Тогда ненасытный злодей обнажил смертоносную саблю и коснулся сверкающим лезвием шеи серо-буланого коня Албыгана, красавца Ойата. И богатырский скакун, тяжело захрапев, рухнул на холодную землю, и кровь, алым потоком хлынувшая из огромной раны, смешалась с прозрачными водами Хан-Харасуга.

Крики и стоны оглашали подножие горы Кирим. Злобные враги резали скот и, одурманенные хмельным зельем, поджигали траву.

Облака черного пепла заволокли снежные вершины скалистых гор, и густая черная пелена опустилась на берега Хан-Харасуга. Погасло солнце, скрылись звезды, и померкла луна.