Алексей Шлыгин - Приключения Джимми и Рэкса

Которую уж ночь Джимми коротал на улице. Одеялом ему служили старые газеты, матрацем — кусок картона, бывший когда-то коробкой из-под сигарет, а подушки не было вовсе. Мальчишка лежал, свернувшись калачиком, и стоило вытянуть ноги, как голые пятки касались мокрого асфальта. От каменной стены старого обшарпанного дома несло холодом. Джимми зябко вздрагивал, ежился и подтягивал колени к подбородку. «Собачья жизнь! — думал он сквозь дрему. — Скорее бы утро…»

Где-то неподалеку заскулил щенок. Было это похоже на плач ребенка. Джимми тихонько свистнул, почмокал губами. Щенок перестал скулить и, оскользаясь на булыжной мостовой, пополз на зов. Мальчишка вытянул руку из-под газет и, пошарив в тем ноте, нащупал мокрый дрожащий комок.

— Эх, ты, бедолага… Ну, иди, иди ко мне, не бойся…

Джимми погладил щенка и спрятал под рваную куртку.

— Я вам так благодарен, сэр…

— Что? — удивился Джимми. — Ты умеешь говорить по-человечьи?

Но щенок ничего не ответил. Он уже посапывал у мальчишки под боком.

Джимми натянул на себя съехавшую пачку газет, подышал на озябшие ладони… «А может, мне все это снится?» — подумал он. Ветер громыхнул листом жести на крыше. Прошуршала шина ми машина. И снова все стихло…

Едва порозовело небо, Джимми был уже на ногах. Притоптывая босой пяткой, он посматривал на своего приемыша.

— Ну, как спалось? Как настроение?

— Нормально, сэр. — Щенок преданно глядел на Джимми и повиливал хвостиком. — Первый раз выспался по-человечески!..

— Так ты в самом деле умеешь говорить! — обрадовался Джимми. — Чудеса!

— Ничего удивительного, сэр, — заметил щенок. — Люди-то очень часто говорят друг с другом по-собачьи, рычат и даже грызутся… Так почему же собаки не могут говорить по-человечьи?..

Джимми рассмеялся:

— А ты, пожалуй, прав. Тут и возразить нечего. Только, знаешь что, не называй меня сэром. Ну, какой я сэр, сам подумай? Разве сэры ходят в таких шикарных лохмотьях, а?.. Да, — спохватился он, — мы же еще не познакомились.

Джимми назвал свое имя.

— А меня зовут Рэкс, — сказал щенок и протянул свою лапу.

Джимми пожал ее.

— Ты, конечно, со вчерашнего дня ничего не ел?

— С позавчерашнего, — грустно уточнил Рэкс.

— Ну, это дело мы сейчас поправим. Хочешь, покажу фокус?

Джимми поднял руку с растопыренными пальцами:

— Видишь, ладонь пустая… А теперь…

Он глубоко засунул руку в карман брюк. Рэкс, водя носом, внимательно следил, как шевелится штанина где-то возле колена Джимми.

— Оп! — мальчишка вытащил руку из кармана. В ней был сухарь.

— Вот здорово! — восторженно воскликнул Рэкс.

Джимми разломил сухарь:

— На, замори червячка… Половину тебе, половину мне.

Мальчишка жевал неторопливо, стараясь подольше держать во рту хрустящие комочки. А Рэкс сразу проглотил свой кусок и, вздохнув, виновато посмотрел на Джимми.

— А ты не смог бы еще показать этот фокус? — простодушно спросил он.

Джимми покачал головой.

— Очень сожалею, но больше не получится.

— Это такой трудный фокус, да?

Джимми усмехнулся:

— Ну, почему же… Вообще-то, у меня этих сухарей — вагон и маленькая тележка… Только надо за ними сходить кое-куда.

— Так пошли же скорей!..

Пока они шли по безлюдной улице, Рэкс рассказывал грустную историю своей жизни.

— У меня было три брата, но я их совсем не помню. Потому что через несколько дней после нашего рождения их утопили. А меня матушка успела спрятать в канаве, возле мусорной свалки. Жили мы очень бедно. Матушка перебивалась случайными заработками и всю жизнь мечтала о собственной конуре. Когда я немного подрос, матушка отвела меня к тетушке Бетти и попросила присмотреть за мной. Тетушка была очень старая и почти совсем беззубая. И когда хотела сказать «сынок», получалось «щенок»… «Ну, щенок, — говорила она, — погостил и хватит. Не щердись, но я шама едва швожу концы ш концами…» Когда я вернулся к матушке, она грустно посмотрела на меня и сказала: «Ничего, как-нибудь проживем». Отца своего я ни разу не видел. Тетушка Бетти рассказывала, что это был очень ветреный пес. Работал он инспектором окрестных подворотен и постоянно пропадал в длительных командировках… А однажды пропал совсем.