Людмила Панова: Луговичка

Распределил он их всех по участкам, каждому своя территория досталась. Были, например, у него Дух горы да Дух реки, а позднее появились и другие духи: лесные, луговые, пустынные… Всяк Дух отвечал за свои угодья. Вот так всё хорошо устроил на земле падший ангел и успокоился. Не следил ни за чем, не работал, за него другие работали и себя уже хозяевами называли. Ангел же жил себе припеваючи, забот не знал. Злым-то он не сразу стал, всё же воспитание в нём было божеское, и только со временем, то ли от лени великой, то ли от безделья, стал он на земле всякие дела нехорошие творить. А может, для того ещё, чтобы духов своих в повиновении полном держать. Но иногда, когда ему исправно служили да участок свой в порядке содержали, одаривал он бессмертием. Правда, одному кому-то давал, а тот, в свою очередь, мог подарить его самому близкому или при себе оставить.

Так вот и жили до тех самых пор, пока на земле людей видимо-невидимо не развелось. И надо же так получиться, что люди с духами перемешались; правда, ничего хорошего из этого не вышло.

Падший ангел посмотрел на это всё, плюнул сверху:

— А ну вас, живите как хотите! — и улетел за семь морей и океанов, другое жилище себе готовить да помощников искать.

Вот тебе и присказка, а сказка будет впереди!

По ту сторону пшеничного поля пыльной дорогой ехал как-то молодой селянин на справной телеге с лошадьми. Вёз он больного отца из уездной больницы, тот ещё по весне с ногой маялся: поранил в кузнице, а рана никак заживать не хочет. Бабка старая и заговаривала, и мазями самодельными мазала, а всё без толку. Погрустнел старик: какой же он теперь работник без ноги, горе одно. Так вот и собрались в больницу, да утешения мало получили: хоть и лекарства достали, а толку-то.

День жарким выдался. Солнце печёт, аж мочи нет. Колёса скрипят, лошади фыркают, а молодой селянин пот со лба рукавом вытирает да на дорогу смотрит. Отец его из фляжки водицу попивает, мух от себя отгоняет.

— Ох и припекает; далече ещё, Андрюша?

— Да не очень далече, потерпи, отец.

Проехали ещё с полверсты, на пути ни одной живой души не встретилось, только пыль столбом стоит и поле будто дымкой серой укутано. Но тут Андрей увидел: стоит кто-то на обочине, маленький такой, неприметный. Подъехали поближе, а там старичок сухонький. Волосы спутанные, как и не чёсанные никогда, свисают до пояса густой соломой. Рубашонка на старике длинная, а поверх неё жилетка суконная надета. Лицо худое, узкое, нос острый, вниз опущенный, а глазки маленькие, зоркие. Но самыми приметными в нём усы зелёные оказались. Как подъехали ближе, лошади зафыркали сильней и чуть было не понесли, да Андрей вовремя поводья затянул.

— Стойте, нерадивые, чего вас погнало, шальных!

Лошади встали, беспокойно ноздрями водят. Старичок косматую голову наклонил и смотрит на селянина искоса, словно от солнца щурится. Удивился Андрей страннику. Откуда бы ему взяться среди поля да пыльной дороги, тут и селения-то поблизости не встретить.

— Здравствуй, добрый человек! Куда это ты в такой зной путь держишь?

У старичка голос тихий, шепелявый даже:

— Живу я тут неподалёку. Да вот беда, жажда замучила, хоть бы глоточек водицы испить. Не дашь ли старику?

Андрей обернулся к отцу, а у того во фляжке всего полглоточка осталось, как раз для того, чтобы губы смочить да дому доехать.

Андрей головой качает:

— Никак не могу дать, у самого ничего не осталось, ты уж извини.

Старичок глазки свои белёсые щурит, на фляжку длинным пальцем показывает:

— Да мне всего и надо-то полглоточка. Вон, смотри, колосок пшеничный и тот от зноя клонится, пить просит, а не дашь ему водицы — погибнет, засохнет на корню. А потом люди хлебушка не увидят, с голоду помирать начнут…

Андрей рукой машет: мол, что ты такое говоришь? Вот не сегодня завтра дождь пойдёт и напоит пшеницу досыта. Никто голодать не будет.

— Как знать, как знать, бывало и хуже, — проскрипел старичок. — Так, значит, не угостишь водицей-то?

Этот голос стал раздражать Андрея, было в нём что-то неприятное.

— Не дам, самому пить нечего, отцу больному осталось.

Покачал головой старик, стукнул посошком о землю:

— Что ж, и на том спасибо.

Читать дальше