Третьяков Федорович - Андрейка и лодырь Ромашка

Андрейке и, заметив на снегу Ромашкину шапку, отшвырнул ее пинком. – Ты не обижайся, что не мог раньше… Все некогда было!… И опять заорал на перепуганного Ромашку:

– Говори: будешь учиться или нет?

– Он учится! – поспешно объяснил Андрейка.

– Уже сколько времени… – всхлипнул Ромашка, вылезая из снега и отыскивая шапку.

– А чего не сказал сразу? – И с досады Моська опять толкнул Ромашку в снег. – А если я через тебя в валенок засыпал?…

– Когда же мне говорить, когда ты не спрашивал?… – ныл Ромашка, барахтаясь в снегу. – Сам выскочил… А сам даже не спрашивал… Если б спрашивал, тогда другое дело… Он только спросил: «Ты – Ромашка?» – и начал…

– А зачем ты Гамильтоном каким-то назвался? – придирался Моська. – Обмануть меня хотел? Я дам Гамильтонов!…

– Это я так…

– Ну, ладно… – подобрел отходчивый Моська, помогая Ромашке отряхнуться, и миролюбиво посоветовал: – Ты всегда предварительно разъясняй по-человечески, как, что… А то всякая путаница может произойти…

Но напуганный Ромашка больше не захотел гулять на воздухе и ушел домой, оставив канаву недоконченной…

Моська рассказал Андрейке, что прибежал отчасти из-за Ромашки, но самое главное – сообщить другу радостную весть: Андрейкины отец и мать часа три назад вернулись в Шапкино, вечером приедут за ним, а раньше нипочем нельзя, потому что сперва нужно как следует оттопить дом, который крепко нахолодал за эти дни! Кошка уже пришла домой, поросенок жив-здоров, а про петуха ничего не узнавал, но теперь уж не стоит: даже если за ним и курами еще не сходили, то совсем немного осталось ему потерпеть в чужом курятнике – больше терпел!… А сейчас нужно бежать, там в спортзале физкультура, а ему нужно дежурить в классе, поэтому он и прибежал…

Проводив Моську, Андрейка вернулся в дом.

Ромашка, не снимая пальто и шапки, стоял у окна и с беспокойством спросил:

– А тот… ушел уже?…

– Ушел!

– А он… самошедший?…

– Нет! Так… вспыльчивый.

– А он тоже гайдук?

– Еще какой! Хотя и не числится.

– А чего он прибегал?…

– По ошибке. Думал, ты не учишь… Ромашка ухмыльнулся:

– Бежал… замораживался весь!… Да гонялся за мной в снегу по самую шею… А я уж, оказывается, давно все выучил!

Довольный, что так обманул Моську, он захихикал и опять пришел в хорошее настроение.

Но когда Андрейка сказал, что сам он не позднее чем завтра уезжает обратно к себе домой, в Шапкино, Ромашка снова забеспокоился:

– А я?

– Что?

– Вдруг я без тебя ничего не пойму? Чую… Если б с тобой, тогда другое дело…

– Поймешь! – утешал его Андрейка. – Я тебе и не подсказывал ничего… Каких-то два-три слова!

– Слова четыре… – охотно согласился Ромашка. – А остальное я все сам!

– А про «бимс» даже я не мог сначала догадаться. Ты первый догадался!

– Я первый! – разошелся Ромашка. – Как я это слово увидел, сразу подумал: это не иначе как «бац»! Очень похоже! Потом глянули – так оно и есть!…

От восторга он сорвал с себя шапку и с воплем «бимс!» запустил в стену.

Когда пришла Марьмитревна, Андрейка сообщил ей, что уезжает, и, чтобы сильно не расстроить, пообещал:

– Я буду заглядывать хоть каждый день! Прослежу… А вообще-то он к языкам способный! У него прямо исключительные способности к немецкому языку.

– Ко всяким языкам! – бахвалился Ромашка. – И почему у нас только один учат? Я вот, немного погодя, и другие буду сам учить – всякие, английский, французский, китайский, японский, индийский, испанский, американский…

– Будя, будя! – испугалась Марьмитревна и замахала на внука ладошками. – Дюже много насчитал! Этих-то и то – куда с добром! Голова лопнет…

– У меня не лопнет! – все больше расходился Ромашка.

– А чего раньше-то не приступил? – спросила бабка.

– Да я думал, он трудный… – сознался Ромашка. – Непонятный какой-то…

И, вдруг опять испугавшись, подбежал к столу:

– Нужно еще повторить… Не забыл ли…

Вечером за Андрейкой приехал отец, и они отправились домой в Шапкино.

О чем отец с Марьмитревной разговаривали, Андрейка не слыхал, помогая Ромашке докапывать канаву, но в автобусе отец все время взглядывал с улыбкой на Андрейку…

А что Андрейка ни разу дом не проведал, об этом даже и разговору не затевалось!

Больше Ромашке помогать не пришлось. Он и без Андрейки втянулся в немецкий язык. Конечно, такому ловкачу и прохиндею ничего не стоило высмотреть в немецком предложении какой угодно длины все разбежавшиеся и попрятавшиеся словечки, переловить их, сложить и догадаться, что какой-нибудь «зейн» является не кем иным, как ловко замаскировавшимся «хабеном». Он даже подружился с немкой Маргаритой, которую теперь и за глаза уважительно называл – Маргарита Ивановна.